Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

- Седьмой десяток. Глеб?

- То же самое!

- Да или нет?

- Да! Один голос, чтоб вас всех!

"От него тоже ушли, но Аким не справился".

- Восьмой… тоже нет… Девятый. Лука?

- Десять голосов. Да!

- Десятый. Алексей?

- Десять голосов. Да!

- Одиннадцатый… Корней Агеич, ты Игната десятником утверждаешь?

- Утверждаю!

- Одиннадцатый десяток. Игнат?

- Девять голосов. Да!

- Так, а с этими что делать? Из десятка ушли, десятника нет, Лука, ты их к себе берешь, что ли?

"Сироты" нестройно загалдели:

- Хотим обратно Глеба десятником!

- Это как? Вы же от него ушли, а сотник вам разрешил себе десятника избрать.

- Да не уходили мы… его дома не было…

- Нет, вы слыхали? - Аристарх оглядел собравшихся, словно сомневался, что его слышно всем. - Десяток своего десятника найти не может! Вы что, все пьяные были?

- Искали мы… времени мало было, Лука торопил… ну, вот… временно, в общем… думали: догонит.

- Глеб, ты где был-то?

В толпе послышались смешки:

- Ну мало ли… по делам… отлучился.

- Ага! У холостого дел много!

- А как дело-то зовут?

- Так у него чуть не каждую неделю… новое дело. Не упомнишь!

- Хоть бы упреждал: сегодня, мол, такое дело, а завтра…

Аристарх немного послушал галдеж, потом хлопнул по столу ладонью.

- Тихо! Развеселились… Корней Агеич, десятник без десятка, десяток без десятника, да еще и обгадились. Позорище! До казни дело довели! И этот… кобелина, дела у него! Решай, сотник, время идет!

Дед с сомнением поглядел на оставшегося без подчиненных десятника.

- Глеб, порядок в десятке навести берешься?

Глеб угрюмо молчал, вместо него отозвались любители позубоскалить:

- А он с ними делами займется!

- Ага! И искать не надо будет, если что!

- То-то они мечтали, что догонит!

Аристарху снова пришлось прикрикнуть:

- Тихо! Глеб, тебе сотник вопрос задал! Чего молчишь?

- Да, пошли вы все!

Глеб развернулся и пошагал к воротам. На дворе наступила тишина.

- Кхе! - Дед проводил Глеба глазами и громко, специально, чтобы тот слышал, кинул ему в спину: - И не десяток был - дерьмо! - Потом, обведя собравшихся глазами, обратился уже ко всем: - Слушать меня! Тихон, ставлю над этими балбесами тебя! Еще двоих возьмешь у Луки. Лука, согласен?

- Согласен, Корней Агеич! Пусть полный десяток будет.

- Дашь таких, чтобы помогли Тихону вразумить их. Тихон, подойди!

Тихон подошел, снял шапку, поклонился деду.

- Ратник Тихон, с одобрения воинского схода и по обычаям пращуров наделяю тебя властью десятника. Десятку твоему быть по счету пятым. Срок власти твоей - год. Через год, собравшись здесь же, ратники сами скажут свое слово: согласны ли они и далее служить под твоим началом, желают избрать себе нового десятника или хотят перейти в другие десятки. До того ты властен командовать, карать и миловать, власть твоя полная - вплоть до лишения живота за тяжкий проступок, трусость или неповиновение в бою. Отец Михаил немощен, потому присягу дашь не здесь, а у него в доме, и ратники крест целовать тебе будут там же.

Десятник Данила, десятник Анисим, десятник Глеб! Если в Велесов день в ваших десятках не будет хотя бы по пять ратников, десятниками вам не быть!

"Вот так, вроде бы и полноправный десятник, но назначенный, а не избранный. Подтверждение звания только через год. Можно лишь посочувствовать: и разгильдяйство среди ратников искорени, и отношения умудрись не испортить, иначе через год вернешься в рядовые. Мудр дед, аки змий: Лука хотел, чтобы Тихон, обучив "косоруких" стрельбе из самострелов, сразу стал полноправным десятником, а вместо этого его племяш такой геморрой заполучил, что не приведи Господь. Если не справится, второй шанс получит очень нескоро, а, может, и никогда. А в Велесов день, то есть, 6 августа, ты, Тихон, увидишь, как это может произойти и с тобой. Негде им, хотя бы по пять человек взять".

- Пятый десяток. - Продолжил прерванное голосование Аристарх. - Тихон?

- Семь голосов. Да!

- Ты же нас не спросил!

- Молчать! Спрошу через год, тогда скажете!

"Круто заворачивает! Неужто так в себе уверен? Или на дядькину помощь рассчитывает?".

- Обоз. Серафим?

- Двадцать восемь голосов - "да", один голос - "нет".

- Э! Постой! - Снова подал голос Пентюх. - Я тоже - "да".

- А я - "нет". - Бурей, так же, как и Тихон, и не подумал поинтересоваться мнением своих людей.

- Тогда и я - "нет".

- Сгинь, Пентюх, пришибу. Считай, Аристарх!

- А и нечего считать, и так все ясно. Михайла, стоять можешь?

- Могу.

- Ну и стой, где стоишь, потом позову.

"Вот Вам, сэр, и парламентский регламент, и демократия, и глас народа, который, как известно, глас Божий. Одних спросят через год, других не спросили вообще, а Пентюха пришибут, если не сгинет. И попробуй тут выступи по процедурному вопросу".

- Так, теперь дело, которое с прошлого раза отложили… и с позапрошлого тоже и еще раз десять откладывали, но я с вас не слезу, пока не решите! В селе тесно! А вы вчера еще и кучу народу приволокли. Тын в иных местах подгнил, в иных местах расшатался. Надо обновлять и расширять.

Собрание загудело недовольными голосами. С одной стороны, действительно, тесно и обновлять укрепления пора, с другой - все же на своем горбу придется.

- Холопов за тын выселить, пускай посад будет!

- И мастерские туда же! От кожемяк вонища - не продохнуть!

- Тын от этого крепче не станет!

- А пускай холопы поработают! Понабрали себе…

- Ага, а ты кверху брюхом лежать будешь! Защита же и для тебя тоже строится!

Вопрос был важным, давно назревшим и безнадежно завязшим в словопрениях. Когда-то, на возведение или ремонт оборонительных сооружений входили все от мала до велика. Споров не было, "уклонистов" тоже, а лентяев вразумляли непосредственным физическим воздействием - чем под руку попадется. Необходимость спасительного для всех дела ни у кого сомнений не вызывала.

Но постепенно выводить ратнинцев на фортификационные работы становилось все труднее и труднее. Сказывалось и то, что на село уже много лет никто серьезно не нападал, и то, что одним приходилось вкалывать самим, а другие могли прислать вместо себя холопов, и, разумеется, традиционное: "Пока гром не грянет, а жареный петух не клюнет…".

Тесно же в Ратном было уже сверх всякого разумения, особенно с учетом того, что где-то придется размещать приведенный полон. В этом Мишка в очередной раз и очень наглядно убедился, когда, два дня назад, его привезли домой. Родного подворья он, поначалу, даже не узнал, такую бурную строительную и реконструкторскую деятельность развил Лавр, отосланный дедом в село сразу после захвата Куньего городища.

Соседнее с дедовским подворье он с приплатой обменял на бывшее жилище Немого, свой двор расширил в две стороны - в сторону дома главы семейства, перегородив переулок и в сторону кузницы, около которой тоже был свой двор, а весь получившийся комплекс дополнительно раздвинул до самого тына, окружавшего село. Для этого пришлось выкупить у хозяев насколько сараев и явочным порядком захватить пространство вдоль самого тына, которое не было ничем занято. Но и этого ему, видимо показалось мало и Лавр нахально присоединил к площади родового гнезда и второй переулок, отделявший его от соседнего подворья. Таким образом род Лисовинов заполучил в свое распоряжение целый квартал, в котором Лавр запустил процесс коренной реконструкции. Все мало-мальски пригодные к тому помещения переоборудовались под жилье, промежутки между постройками накрывались крышами, оснащались торцевыми стенами, и то, что еще недавно было улицей, становилось жилищем.