Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

- Встать, я сказал!

- Ы-ы-ах.

Петька все же втянул в себя воздух и тут же двинул Мишку кулаком, но левой рукой вышло плохо. Мишка с трудом удержавшись на ногах, вскинул костыль, ударился им о низкий потолок и треснул своей деревяшкой по голове двоюродного брата. Удар тоже получился слабым.

"Комедия: два калеки подрались. Ох, блин!"

Петька сбил-таки его плечом с ног и сам повалился сверху. Мишка матюкнулся от острой боли в раненой ноге, вывернулся из-под Петра, сел и снова размахнулся костылем. Теперь потолок не помешал, замах получился и Петька еле успел прикрыть голову рукой.

Хрясь!

- А-а-а!

"Едрит твою, я же ему вторую руку сломал. А нога-то, Уй, блин!".

В горницу ввалились какие-то бабы, Петька блажил дурным голосом, но Мишку все это уже не интересовало. Он держался обеими руками за ногу и скрипел зубами от боли, чувствуя, как постепенно намокает кровью штанина.

- Так… Что скажешь?

Дед сидел за столом, барабаня пальцами по столешнице, Мишка - в углу на лавке, привалившись спиной к стене и вытянув вдоль лавки свежеперевязанную ногу.

- Я тебе велел: уймись. А ты что? Вторую руку брату сломал! Ты что, и правда бешеный?

- Холопа Роськи больше нет, есть вольный человек Василий. - Мишка не чувствовал за собой никакой вины и не собирался каяться. - Воля ему в церкви объявлена. Того, кто назовет его рабом, Василий вправе убить, и виры с него за это не будет. Я Петьку предупредил, он не внял, нагрубил и приказу не подчинился. На нем три вины и пусть радуется, что только рукой поплатился.

- Так… Кхе…

Дед снова забарабанил пальцами по столешнице.

- И что дальше? - Дед не выглядел рассерженным, скорее хотел что-то выяснить для себя. - Как ты с ним теперь будешь?

- Если не повинится, отлуплю еще раз. Подожду, пока с рук лубки снимут и отлуплю.

В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Роськи.

- Господин сот…

- Пошел вон! - Беззлобно шуганул его дед.

Дверь захлопнулась.

- А если и тогда не повинится? - Снова обратился Корней к внуку.

- Еще отлуплю. И так до тех пор, пока либо толку добьюсь, либо Никифор приедет. Отправим Петьку домой, упертые бараны к учебе непригодны.

- Значит, крестник дороже брата?

- Не в этом дело, деда. Я - старшина Младшей стражи, Петр - десятник, мой починенный. Он проявил неповиновение в присутствии других ратников Младшей стражи и должен был быть наказан.

Дверь снова открылась, в горницу вошла мать.

- Батюшка…

- Уйди, Анюта, разговор у нас.

- Батюшка, ну подрались мальчишки, не серчай…

- Анька! Христом Богом прошу: уйди! Не доводи до греха.

Мать немного потопталась, хотела что-то сказать, передумала и вышла.

- Ты хоть понимаешь, что это на всю жизнь?

- Что, деда?

- Роська. Преданнее, чем он, у тебя пса теперь не будет, но и тебе от него уже не избавиться. Ты давеча спрашивал: чего я с Данилой вожусь… лет пятнадцать назад я за него вот так же хлестался, как ты за Роську. Не спрашивай: "Почему?" - тебе этого знать не надо. Теперь он десятник без десятка и сам народ не соберет. Придется мне.

- Понимаю, деда. Знаешь, был у франков такой человек Антуан де Сент-Экзюпери. Философ и воин, погиб на войне. Так вот он в одной своей книге написал: "Мы в ответе за тех, кого приручили".

Дверь снова отворилась и в горнице нарисовалась Юлька и с порога заявила:

- Мне мишкину ногу глянуть надо!

- Гляди. - дед качнул головой в мишкину сторону.

- Минька, болит?

- Терпимо.

- Не дергает?

- Нет.

- Точно не дергает?

- Точно.

- Повязка не промокла?

- Не чувствую, вроде, нет.

- Надо, все-таки посмотреть. - Не удовлетворилась допросом Юлька.

- Смотри.

Пока Юлька исполняла (или делала вид?) свой лекарский долг, дед сидел задумавшись, потом неожиданно спросил:

- Михайла. Кхе, как говоришь, его звали?

- Антуан де Сент-Экзюпери.

- Не запомню. Жаль. Юлька, что там с Петрухой?

- В лубках весь. - Недовольно проворчала лекарка. - Ноет. В нужник, говорит, самому не сходить.

- Кхе, в нужник. Мне бы его заботы. Посмотрела ногу?

- Да, все хорошо, повязка сухая, нога не горячая.

- Ступай.

- Корней Агеич…

- Ступай!

Юлька вышла, из-за закрытой двери послышалось шушуканье, явственно прозвучали слова: "Сидят, разговаривают"… "Откуда я знаю, о чем?". Дед подобрал с пола мишкин сапог, швырнул в дверь. Шушуканье стихло.

- Значит, или переломишь, или выгонишь? - Спросил дед, как-то очень внимательно глядя на внука.

До Мишки только сейчас дошло, что дед уединился с ним не для того, чтобы как-нибудь наказать, просто наорать и прочесть нотацию. Сотник экзаменовал старшину Младшей стражи, впервые столкнувшегося с открытым неповиновением подчиненного! И было похоже, что позиция старшины деда устраивает.

- Или подчиню, или выгоню. - Твердо глядя в глаза деду, заявил Мишка. - Ломать не буду, кому он нужен сломанный?

Дед согласно кивнул головой и вдруг хитро подмигнул.

- Козлодуй, говоришь? Кхе! А Роську берешь на себя на всю жизнь?

- Беру, деда.

- Молодец, ядрена Матрена, хоть сейчас тебе меч навешивай! Хвалю!

"Опаньки! Сэр Майкл, Вы чего-нибудь поняли? За цирк не хвалил, за удачу на княжьем дворе не хвалил, за татей побитых не хвалил, за засаду на куньевской дороге не хвалил, а тут… Похоже, сэр Майкл, Вы во что-то важное не врубаетесь".

- За что, деда?

- За людей, Михайла, за людей. Ты думаешь я сотней командую? Ратным повелеваю или воеводством теперь? Я людьми командую! А каждый человек…

- Это - целая вселенная.

- Как?

- Каждый человек это - целый мир, и другого такого же нет.

- Да! Ты сегодня двух человек понял, судьбу их определил и на себя ответственность взял. Иной за всю жизнь этому научится не может.

- Трех. - Поправил Мишка.

- Что трех? - Не понял дед.

- Завтра к тебе придет Первак - Листвянин старший сын. Будет просить крестить его с братьями и взять в воинское учение.

- Когда ж ты успел?

- А пока вы с Ильей к ужину готовились, а потом еще после ужина собирались вдвоем идти остров Рюген {{ Принято считать, что князь Рюрик был выходцем с балтийского острова Рюген. Там же, по мнению некоторых исследователей умер от укуса змеи Вещий Олег. Сейчас остров принадлежит ФРГ. }} от латинян освобождать.

- Рюген? - Дед задумчиво поскреб в бороде, воспоминая о концовке торжественного ужина, кажется, были смутными, если вообще были.

- Ага. - Злорадно добавил Мишка. - И даже пошли, но в разные стороны. Ты - в оружейную кладовую, а Илья в нужник. Там и уснули.

- Кхе! Я тебе велел уняться со своими шуточками.

- Прости, деда. А вот, насчет людей для Данилы…

Дверь снова отворилась.

- Да что ж такое-то? Ядрена…

В горницу впорхнула малышка Елька и бесстрашно просеменив к деду, сосредоточенно сопя, полезла к нему на колени. Младшую внучку дед любил, баловал, с удовольствием держал ее на коленях и вообще: относился к ней необъективно и непедагогично. Мать как-то обмолвилась, что Елька очень напоминает деду его покойную дочь Аглаю.