Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

В погребе было довольно прохладно, лицо узника выглядело нездоровым, даже если не обращать внимание на синяки.

"Да, холод, соленая пища, нехватка воды - почки запросто посадить можно. Морду разукрасили… и это называется "побить легонько"?

- Ну что, надумал разговаривать, или вообще воду перестать давать? - Чувствовалось, что Алексею допрашивать пленного не впервой, и способов добывания информации он знает много. - И не надейся, что так и будешь тут спокойно сидеть! Если сейчас не заговоришь, отволочем в кузницу, а там сам знаешь…

По лицу пленника было видно, что намек Алексея он понял, но голоса так и не подал.

"Что заставляет его так упорствовать? Преданность моему предшественнику? Грамотное промывание мозгов, по поводу живущей за болотом страшной колдуньи или (чем черт не шутит?) специальная подготовка по тактике поведения на допросах? Сыграть в "плохого и хорошего полицейского"? Сомнительно - я рядом с Алексеем смотрюсь сущим молокосом, изобразить из себя альтернативу не получится. Или получится? Молокосос молокососом, но я ведь еще и боярич! Пожалуй стоит попробовать".

- Стерв! - Мишка попытался придать своему голосу максимум властности. - Его сегодня поили?

- Нет.

- Воды! И побольше!

Стерв полез из погреба, Алексей стоял молча, возможно догадался, что Мишка собирается вести какую-то игру. Мишка сделал вид, что ищет, на чтобы присесть, не нашел и скомандовал тем же тоном:

- Пошли наверх!

- Слушаю, Михайла Фролыч! - дисциплинировано отозвался Алексей, видимо, даже не понимая мишкиной затеи, счел нужным подыграть.

- А ты глаза прикрой! - обратился Мишка к пленнику. - После недели в погребе, на солнце ослепнешь.

Сидя на завалинке, Мишка смотрел, как пленник жадно пьет воду прямо из ведра, принесенного Стервом и раздумывал о том, как построить разговор, одновременно пытаясь понять хоть что-нибудь по внешнему виду "языка".

Внешность была какой-то непонятной. Отличить смерда от воина Мишка сумел бы легко, слишком заметный отпечаток накладывали на людей крестьянский труд или воинская служба. Крестьянином пленник не был - ни некоторой сутулости, ни загоревших дочерна рук и шеи, ни характерных мозолей. В то же время, не было в этом мужчине, присущих воину собранности, немедленной готовности к действию, которые почти всегда были заметны у мужей ратнинской сотни. Не был пленник и ремесленником. Руки кузнеца всегда в следах от ожогов, во въевшейся в кожу металлической пыли, руки гончара, наоборот, всегда чисты, пальцы чуткие, умеющие обращаться с податливым материалом. Не кузнец, не гончар, а какие еще ремесленники могут быть в таком маленьком поселении? Может быть рыбак? Нет, у рыбака суставы припухшие от постоянной возни в воде, с мокрыми сетями, а на руках следы от многочисленных порезов и уколов. Ноги тоже не такие, как у привыкшего ходить босиком. Судя по тому, что рассказал стерв, пленник был каким-то начальником, а судя по тому, что его внешность не носила следов прежней трудовой деятельности, поднялся в начальники он не из "низов".

Не худ, что называется, "в теле", даже, кажется, есть некоторый намек на брюшко. Еще не старый, тридцати, похоже, нет. Широкоплечий, осанка без следов сутулости, держится, если не с достоинством, то и без подобострастия, и, кажется, верно оценил тон, которым Мишка отдавал распоряжения. Еще одно подтверждение того, что привык общаться с высшим сословием, и сам не из простых.

- Напился? - Мишка кивнул на ведро, которое пленник все еще держал в руках. - Не бойся, не отберем, захочешь еще, попьешь, а пока ставь на землю и садись-ка вот сюда - погрейся на солнышке.

"Подействует или нет? Должно подействовать - отяжелел от воды, сейчас пригреется у нагретой солнцем стены, от недельного сидения в погребе, конечно же, слегка заторможен, спать в холодном погребе, наверняка, как следует, не мог. Должен расслабиться и задремать".

- Алексей, а чего это у нас темница переполнена? - обратился Мишка к старшему наставнику, демонстративно не обращая внимания на пленника. - Неужто так все плохо с учебой обстоит?

- Плохо, не плохо, а сказать, что хорошо, не могу. Новичкам тут все непривычно, на прежнюю жизнь не похоже, стариков, которым они привыкли подчиняться нет…

Пленник шумно вздохнул и Мишка, скосив глаза, заметил, что он расслабился, привалившись спиной к теплой стене. Алексей тоже зыркнул на пленника, понимающе кивнул Мишке и принялся описывать ситуацию нудным, монотонным голосом.

Дела, со слов Алексея, действительно обстояли из рук вон скверно. Учеба шла через пень-колоду. Дисциплина - ни к черту. Драки, хамство, мелкое, но частое неповиновение, отлынивание от работы и тренировок, разгильдяйство десятников и капралов. Девятый десяток откровенно саботировал обучение грамоте, причем сам десятник, не стесняясь заявлял вслух, что воину грамота нужна, как зайцу дудка. Отношение к вере… Роську бедного аж трясло, когда посреди молитвы из толпы вдруг раздавалось козлиное блеяние.

Лазарет переполнен. Битые, ломанные, порезанные. У иных такие повреждения, что и вообразить-то трудно. Ну как, скажите на милость, можно умудриться холостым выстрелом из самострела хлестнуть себя самого тетивой по гениталиям? Чуть не помер, дурень. Или зацепившись бармицей за стремя, тащиться за скачущим конем, пока рожа от удушья не посинела? За что там цепляться-то? Потом специально пробовали повторить - ни черта не получилось.

С девками тоже постоянные приключения, и не только из-за того, что куча парней рядом. То с лошади навернутся, то кинжалом порежутся, то щенок у кого-нибудь убежит. Одна иголку проглотила, испугались, что помрет, собрались посылать за Настеной. Пока собрались, обнаружилось, что иголка в подол рубахи воткнута. С чего дура придумала, что проглотила? Еще у одной обнаружилась совершенная несовместимость с живой природой. Сначала лошадь чуть палец не откусила, потом щенок за ногу тяпнул так, что два дня ходить не могла, потом (вообще ни в какие ворота не лезет!) ворона в лоб клюнула!

Правда мать, на пару с Прошкой, управляли "женским контингентом" железной рукой. Мать как-то умудрялась поддерживать дисциплину, а Прошка просто-напросто командовал девками тем же тоном и в тех же, примерно, терминах, что и щенками. И действовало!

С наставниками же парней все было сложнее. Алексей, раз и навсегда заявив, что детей учить не умеет, просто раздавал направо и налево затрещины, а если провинность была более серьезной, вручал "курсанту" деревянный меч, сам брал себе такой же и "фехтовал" провинившегося до тех пор, пока тот не уползал на карачках. Илья занимался только купеческими детьми и хозяйственными делами, и требовать с него большего было нельзя. Немой, как и прежде, пощелкивал кнутом, а Глеб первым ввел в обиход порку розгами и его "передовой опыт" тут же подхватили ветераны из обоза. Правда, промучившись с "курсантами" полторы недели, старики начали поговаривать что из диких лесовиков, все равно, толку не выйдет, и затею с Воинской школой надо сворачивать.