Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

- Что только изгнать скоморохов - мало. Миряне на развлечения падки, что-нибудь другое появится, может, еще более мерзкое. Значит надо не просто изгнать, а заменить, да так, чтобы и щелочки не осталось, через которую они вернуться могли бы. То есть: в каждом элементе.

- И ты думаешь, что у тебя это получилось?

- Нет, отче, не во всем. К этой музыке еще слова нужны - скоморохи-то поют. Но к стихосложению способностей не имею и знакомых таких пока нет. Однако и Рим не сразу построился, скоморохи сотни лет существуют, а мы только начинаем. Со временем все у нас будет, с Божьей помощью и пастырским наставлением.

- Со временем… - Илларион слегка повернул голову к сопровождающим его монахам. - Михаил?

- Славянин, боярского рода, учился в Киеве, потом в Царьграде, совершил паломничество в Иерусалим. Проявил способности к наукам, отыскал и перевел несколько древних текстов, за что был удостоен…

- Почему тогда он - в отдаленном селе? Ладно, потом.

"Это кто ж такой? Зам по кадрам или "особист"? Прямо как досье цитирует".

- Ты отрок…

- Михаил, отче.

- Гм, тоже Михаил? Так вот, Михаил, не думал ли ты о том, чтобы стать, как тезка твой и учитель, слугой Божьим?

- Думал, отче, но, прости за дерзость, иначе, чем отец Михаил.

- Как иначе?

"Похоже, козел константинопольский заинтересовался… Ну, ловись рыбка большая и маленькая!".

- Я, отче, восьмое колено воинского рода, потому и мыслю как воин… В войске крестоносцев, которое Гроб Господень освободило, многие рыцари пожелали служить Господу, но с оружием расставаться не захотели. Так появились рыцарские ордена, которые никому, кроме Папы Римского, не подчиняются. Страшная сила в руке Католической церкви.

Вот бы и Православной церкви такой иметь. Можно было бы и княжеские усобицы пресечь, и драчливых соседей образумить, и новые земли под руку истиной веры привести.

- Все прочь.

Сказано было негромко, но так, что через несколько секунд Мишка с Илларионом остались с глазу на глаз. Дед с Никифором и сопровождающие Иллариона монахи удалились на почтительное расстояние.

"Есть контакт! Клюнул грек!".

- Откуда мысли такие, отрок Михаил?

- Прости, отче, неприятные вещи придется говорить.

- Считай, что ты на исповеди. Тебе сколько лет?

- Тринадцать, отче. Я понимаю: странно от мальчишки такие речи слышать, но я - командир "Младшей стражи" и…

- Что за "Младшая стража"?

- Когда наша сотня на рать уходит, кому-то надо село охранять. Кругом язычники и граница с Волынью рядом. Вот "Младшая стража" из мальчишек и набирается. Для того и самострелы, и воинское учение. Этому обычаю уже больше ста…

- Понятно, так что ты говорил…

- Я - командир "Младшей стражи", а когда людьми командуешь и от тебя зависит безопасность почти пяти сотен людей, мыслить по-детски нельзя.

- Да нет же! - Илларион досадливо поморщился и это было первым проявлением эмоций за весь разговор. - Что ты про неприятные вещи говорил?

- Рюриковичи землю делят, растаскивают Русь по кускам. Наша сотня еще Ярославом Мудрым здесь поселена и никто не знает: на чью сторону мы встанем, если Туров от Киева отложиться надумает. Когда сотник Кирилл от ран еще не оправился, Великий князь Владимир Всеволодович над сотней своего боярина поставил, а тот сотню чуть не под полное истребление подвел, чудом спаслись. Есть у ратников подозрение, что сделано это было намерено. Сейчас сотник Кирилл здоров, ты, отче, сам видел, но в покое нас не оставят. Вот если бы мы, как орден, мирским властям не подчинялись, а только Церкви…

- Тринадцать лет… В каком возрасте у вас ратниками становятся?

- В шестнадцать или в семнадцать, отче, как выйдет.

- Значит, через три или четыре… - Илларион помолчал, потом неожиданно спросил: - Сотником, наверно, стать хочешь?

- Ну, не сразу… И должность эта не наследственная, а выборная.

- А если под рукой Церкви окажетесь, будет назначаемая. Понимаешь меня?

- Да, отче, понимаю. Только с благословения Святой Церкви…

- О нашем разговоре - никому. Деду твоему должность сотника вернем. Феофан!

- Слушаю, брат Илларион. - "Особист" вырос за плечом иеромонаха, словно и не отходил вместе со всеми в сторону.

- Передашь тысяцкому: скоморохов с торга гнать нещадно! - Распорядился Илларион. - Отрокам на торгу представлять невозбранно и… с музыкой.

"Однако! "Нещадно" это значит, что можно даже убивать. Византиец, он и на Руси - византиец".

- Но Владыка…- Попробовал что-то возразить Феофан.

- С Его Преосвященством переговорю сам! - Перебил недослушав Илларион. - Сотник Кирилл!

- Здесь, отче! - Дед бодро прихромал из ближнего угла амбара.

- За внука хвалю! Правильно воспитываешь. С князем увидишься, обещаю. Храни вас Бог!

Никифор пошел провожать Иллариона со свитой, а дед сразу же прицепился к Мишке с расспросами.

- Деда, потом, не при пацанах. Ребята! Иеромонах одобрил! Разрешил на торгу представлять! Поздравляю, наша взяла!

Вечером дед с Никифором взяли Мишку в оборот.

- Чего он от тебя хотел? Про доходы выспрашивал, на десятину намекал? - Беспокоился Никифор.

- Да причем тут десятина, Никеша? - дед небрежно махнул ладонью. - Ты слышал о чем разговор зашел, когда он нас отослал? Михайла, что ты там про ордена какие-то толковал?

- Он не велел никому рассказывать, деда.

- Михайла, да ты что? - Возмутился Никифор. - Мы же не чужие!

- Дядя Никифор, Илларион - грек, любит секреты разводить. Не дай Бог, проговоришься где, а до него дойдет. Сам же и пострадаешь.

- Ха! Михайла, не знаешь ты, как купцы тайны хранить умеют. Да если б я болтуном был, давно бы по миру пошел! Давай, давай, рассказывай, про доходы с представления он не выспрашивал?

- Да не интересуют его деньги! Вы сами подумайте: он же, по его разумению, в глушь страшную попал, скукотища тут - ни блеска Цареградского, ни политики, ни заговоров, ни возможности возвыситься. А попал-то надолго, зря что ли язык наш вызубрил? А тут рыцарский орден православный. Появилась надежда власть заполучить, возвеличиться, силу в своих руках иметь, князьями повелевать! Он же в этом увидел возможность любимым делом заняться! Ну и что, по сравнению с этим, твои несколько гривен?

Деда, конечно же, больше интересовали не финансовые соображения, а военные.

- И где же он народу для своего ордена наберет?

- А он, деда, для начала, на нашу сотню глаз положил.

- Да какие же мы рыцари? Видел я этих риттеров! Дурак дураком: из лука стрелять не учится - зазорно благородному, ни читать, ни писать не умеет, в бане не моется, живет в башне, а рядом деревенька с десятком холопов. А гонору-то, гонору! Воинского строя не признают, каждый сам по себе.

- Нет, деда, это - не орденские рыцари. Те и грамотные, и дисциплина у них железная, без всякого гонора, и богатства они в орденских замках держат несметные. А сильнее их войска ни у одного короля нет, потому, что их всю жизнь в воинском деле упражняться заставляют и постоянно в готовности быть.