Мастер Чэнь - Любимый ястреб дома Аббаса

Я оглянулся. Строй черных воинов превратился в бесформенную кучу, задние наезжали на передних, упавших вместе с конями; копыта дергались среди тучи пыли в солнечных лучах. Женщины охватили этот хаос аккуратным полукольцом, передние уже достали из-под одежд небольшие луки и неторопливо наводили их на мечущихся всадников. Полупрозрачная ткань на лицах была отброшена назад, я мельком увидел светлые волосы и беспощадные голубые глаза одной, что стояла, твердо расставив чуть согнутые ноги, боком ко мне.

Толпа с криком раздвигалась в стороны от нас, несшихся к выходу.

— Письмо, — сказал сзади голос Ашкенда, и он начал тыкать что-то мне в подмышку.

Стараясь не отстать от прочих, я развернул, почти разорвав, маленький папирус с двумя строчками. Мгновенно прочитал прыгающие перед глазами буквы, радостно захохотал, смял папирус в комок и швырнул его не глядя через плечо: все равно ни один человек в мире не смог бы понять, что здесь написано.

И не смог бы оценить, что ответ на оба моих вопроса я и без брата угадал правильно. И на вопрос, кому давал деньги наш дом — Абу Муслиму или напрямую Мансуру. И на тот, другой вопрос, который сейчас, пожалуй, несколько потерял важность.

Наш отряд — включая всех моих чакиров, сверкающих балхскими кольчугами, — скакал на запад, к дому Мансура, вдоль канала Маджан. Погони не было.

— Мы с вами можем отстать, скрыться и двигать на восток, — раздался радостно взвинченный голос Ашкенда сзади. — Все продумано заранее. Бухара снова наша — благодаря вам, Маниах. Дорога свободна.

— На восток не получится, — закричал через плечо я. — Получится на запад. В Куфу. Ашкенд, передайте брату или сделайте сами: надо, чтобы Абу Муслим не смог выехать из Мерва. Хоть несколько дней! Если у вас тут есть мерзавцы и убийцы, которых не жалко, — пусть поднимут бунт, что угодно. Нам надо, чтобы не было погони…

Как знал, как знал! Есть такие! Да мы еще и в Бухаре кое-что устроим! — крикнул в мое ухо Ашкенд. — Есть там один такой Шерик — ему только скажи и дай денег! Тогда дайте соскочить, пока улица пустынна… Начнем прямо сегодня!

С грохотом пронеслась наша кавалькада до взбудораженного дома Мансура. Там нас уже ждали — кто-то умный успел послать всадника вперед, предупредить. И встретили нас люди, машущие руками и приглашающие занять место перед…

Перед целым скопищем тяжело груженых верблюдов, занявших всю улицу.

Что у них в этих очевидно тяжелых вьюках?

Мне сначала показалось, что это просто способ прикрыть нас сзади — но тут я увидел, как беднягу Бармака (сколько же ему лет? Шестьдесят? Больше? Разве люди могут в такие годы нестись верхом?) в четыре руки снимают с его озверевшей коняги и буквально засовывают в верблюжий вьюк.

И я понял, что галопом мы все равно уйти никуда не сможем.

Тут меня взяли за руки, подняли их к раскаленному небу и обрушили на мои плечи железный дождь. Кольчуга заставила меня сгорбиться в седле. А дальше еще и на голову накинули что-то вроде шали или капюшона, но тоже сделанного из позвякивающих колец. И прихлопнули это сооружение круглым, как яйцо, шлемом из кованых металлических пластин. А через голову повесили перевязь с мечом («опускаешь левое плечо — и широ-оким движе-ением правой руки-и-и тащишь из-за плеча меч, описывая им перед лицом полукру-уг», — вспомнились мне сиплые крики Юкука, учившего чакиров).

Я понял, что худшее еще, возможно, впереди.

Без моей команды чакирам, видимо, чего-то не хватало. Сгибаясь от брони, я объехал их конный строй — Нанивандак, Евман, Ванаспар, Муслим, все остальные: сверкающий металл, мечи, луки — полное и стоящее громадных денег вооружение. Движением, руки отправил двоих назад, между невооруженными и верблюжьим стадом, приказал кричать, если увидят погоню. Юкук выехал вперед, вместе со мной.

Отряд тронулся на запад, к выезду из города. Медленно, очень медленно — я заметил, что лицо Юкука стало серьезным.

Погоня появилась скоро — но то были лишь два всадника в черном, они посмотрели на наше еле ползущее стадо, покрутились и отстали. Следовало ждать продолжения.

Оно и пришло — и не позади, а впереди нас, отрезав нам выезд из города.

Клубилась пыль, в ней мелькали черные головные повязки с развевающимися кончиками. Эти воины по большей части были без брони, но ее и не требовалось. В этом отряде их было слишком много. И множество мечей.

Один из заслонивших нам путь выехал вперед.

Красавец с гордым, похожим на лезвие топора носом, в такой же балхской кольчуге, как у нас. Поднял руку к глазам, начал лениво всматриваться в наши ряды.

Вот теперь конец, понял я. Я же знал, я знал, что не Хашим с Абу Муслимом были страшнее всего. Вот оно, самое страшное.

А раз оно уже пришло…

Когда-то лет тридцать с лишним назад на помощь моему Самарканду, только что захваченному Кутайбой ибн Муслимом, выехал отряд воинов Согда. Юноши из лучших дихканских семей, они подъехали к стенам города в полном вооружении — и те люди из народа арабийя, кто выжил после этого боя, долго еще рассказывали о том, что ощутили, увидев их сияющие невыносимым светом кольчуги, шлемы, железные рукавицы, сбрую коней. Захватчики готовы были пасть в пыль и молиться на эти сокровища, подобных которым они не видели никогда в жизни.

Но чуда не произошло. И броня не помогла Самарканду.

А вот теперь пришла моя очередь. И все, что мне оставалось, — это надеяться, что блеск несравненного металла хотя бы заставит противника задуматься. А потом — что ж, можно будет выхватить невооруженных людей из верблюжьих сидений, бросить на седла, пойти на прорыв. Придумать что-то еще.

Среди ржания, топота, гула голосов я поднял руку с криком:

— Воины Согда, вспомните свой дом!

И они, затянутые в неуязвимый металл, начали стекаться к моей руке — а я строил их в ряд, лицом к клубящимся поперек дороги воинам в черном, всех десятерых вместе, никого не оставляя сзади.

— Бить по команде! — крикнул я. — Поодиночке вперед не вырываться!

Будто вырезанное из темного дерева лицо Мансура, сидевшего на верблюде, оказалось надо мной.

И — холодея от пришедшего, наконец, озарения, я закончил на пределе голоса:

— Защитить халифа! Сберечь кровь пророка!

Теперь оставалось лишь сказать то самое, последнее, слово.

«Атаковать».

И тут я увидел нечто очень странное. Мои подопечные никоим образом не волновались. Мансур со своим мальчиком спокойно смотрели вперед, даже не обращая внимания на воинов перед нами (мальчик, впрочем, не без любопытства рассматривал их мечи). А Бармак, так тот и вовсе, переводя дыхание, направлял палочкой своего верблюда вперед, навстречу красавцу.

Вот они остановились бок о бок, сблизили головы и обменялись несколькими словами. Потом одновременно сделали странный жест — вытянули руки и прикоснулись друг к другу кончиками пальцев. И Бармак, похлопав верблюда сучковатой палкой, неспешным шагом тронулся обратно к нам.