Артур Кестлер - Призрак грядущего

— Лучше уж идите, профессор, — мягко произнес он и захлопнул дверь у него перед носом.

Войдя в кабинет, Жюльен застал Дюпремона и отца Милле погруженными в негромкую беседу. Борис нетерпеливо расхаживал взад-вперед.

— Вот и ты! — вскричал Борис. — Теперь, когда ты выставил этого предателя, мы можем вернуться к делу.

— Валяй! — безрадостно буркнул Жюльен. Борис тоже походил на безумца, только страдающего иной манией. Остальные трое гостей взирали на него с любопытством.

— Теперь всем должно быть ясно, — начал Борис, все так же меряя комнату шагами, — что всех нас облапошили и заставили уверовать, что Он — обычный человек, теперь же мы, наконец, открыли для себя очевидную истину, что Он — Антихрист. Не знаю, как можно было столь долго оставаться слепцами. Конечно, нас специально заставляли думать, что враг — это страна, партия или что-нибудь еще. Но следовало давным-давно понять, что ни одна страна или партия не способна на то, что вытворяет этот враг… Да, да… — Он отмел нетерпеливым жестом воображаемые возражения и улыбнулся отцу Милле, остановившись перед ним. — Да, ваши инквизиторы делали в свое время большие гадости, но все они — детские игры по сравнению с этим. Возможно, то была репетиция… — Он умолк, пораженный этой мыслью, пришедшейся ему по вкусу. — Да, наверное, это и была репетиция! — торжественно произнес он. — Но на этот раз с репетициями покончено, теперь Он дает собственно представление. Женщин и детей угоняют в пустыню и обрекают на смерть. Мужчин увозят в заполярную ночь, где они через короткое время превращаются в зверей. Других подвергают пыткам, впрыскивают им в вены отраву, чтобы они засвидетельствовали Его триумф. Сыновей учат выдавать отцов, солдат — изменять своей стране, идеалистов — служить Ему в героическом самоотречении. Мы-то полагали, что это просто массовое помешательство, тогда как на самом деле речь идет о волшебстве. Даже слова начинают значить нечто противоположное их кажущемуся смыслу; даже их заставляют стоять на голове, подобно чертям на Черной мессе.

Конечно, мы давно знаем обо всем этом, но неведомой оставалась причина. Теперь, открыв причину, мы знаем и метод борьбы: Его надлежит убить, распяв вверх ногами. Остается немало технических трудностей: паспорта, дорогие авиабилеты, бесчисленная стража и так далее. У нас осталось немного времени. Но раз мы пришли к согласию насчет метода, трудности преодолимы… — Он обернулся к Жюльену с улыбкой на костлявом лице и добавил со старомодной учтивостью: — Простите, что я столь долго распространялся о таких очевидных вещах. Просто никто из присутствующих господ не решался начать.

В наступившей тишине раздался спокойный голос Жюльена:

— О ком ты говоришь, Борис?

Борис удивился, что слышит такой излишний вопрос.

— Конечно об Антихристе, — ответил он с ноткой нетерпения в голосе.

— Да, но под чьей человеческой личиной?

— Усыпанный оспой и с глазами убийцы, естественно.

— Ты хоть понимаешь, Борис, что этот умер три месяца назад?

Борис снисходительно улыбнулся.

— Ну, да… Я так глуп, что запамятовал об этой их байке. Вот уж не подумал бы, что ты можешь на нее купиться! Естественно, им пришлось ее выдумать, чтобы

защитить его.

Его нервный подъем внезапно улетучился. Он подозрительно оглядел слушателей.

— Вижу, что вы не лучше остальных. Не хотите видеть фактов. Наверное, я неверно понял назначение этой встречи. Приходится все делать самому… — Он ненадолго замер в центре комнаты, подобно одинокому пленнику воцарившегося молчания.

— Выпей, Борис, — предложил Жюльен, делая вид, будто ничего не произошло.

Борис на секунду уставился на него невидящим взглядом и как будто очнулся.

— Нет, я пойду, — проговорил он, медленно качая головой. — Никто из вас не понимает, что на самом деле происходит. Вы думаете, что я сумасшедший. Я понял это по вашим глазам. Если вам так удобнее, можете продолжать думать в том же духе. Но ведь я говорю вам: миллионы гибнут от дизентерии. Они валяются под открытым небом, подобно узлам с тряпьем, утопая в собственных экскрементах…

Он распахнул дверь и странной скованной походкой вышел в коридор. Отец Милле вопросительно взглянул на Жюльена. Тот пожал плечами:

— Ничего не поделаешь. То проходит, то опять начинается. Врачи утверждают, что это не опасно и что сотни таких же больных бродят по улицам. Если бы я навестил его дома, это только подстегнуло бы его подозрительность и ухудшило дело.

Он запрыгал следом за Борисом, чтобы проводить его к выходу.

Борис поджидал его на лестничной площадке.

— Я снова съехал с катушек? — виновато спросил он с судорожной усмешкой.

— Слегка. Тебе надо держать себя в руках, Борис, — сказал Жюльен.

— Я знаю. Стоит сказать им лишнего — и они воображают, что ты безумец.

— Ты снова за старое?

— Они арестовали этого дурня Варди, — сообщил Борис, продолжая усмехаться.

— Знаю. Суд начался несколько дней назад. Ты что, не читаешь газет?

— Вот кто безумец, — пробормотал Борис, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Может, вернешься? Выпьем по рюмочке. Борис покачал головой.

— Нет. Меня ждет работа.

Он продолжал мяться, когда к ним присоединился Дюпремон.

— Боюсь, мне тоже пора, — сказал он, надевая свою черную фетровую шляпу и глядя на них косыми глазами. Неуверенно потрогав свои стриженные усики, он добавил: — Очень поучительная встреча.

— Сейчас и вы скажете, что ошиблись насчет ее цели, — предположил Жюльен.

— Нет, — ответил Дюпремон. — Кажется, я вас прекрасно понимаю. — Только видите ли…

Он нервно скользнул по ним глазами. Если бы не это легкое косоглазие, он производил бы весьма благоприятное впечатление. Жюльену никогда прежде не приходило в голову, что Дюпремон, при всех своих светских манерах и ауре творца мистически-эротических бестселлеров, просто очень застенчивый человек.

— Видите ли, — растерянно повторил Дюпремон, — то, что вы задумали — либо уже поздно, либо еще слишком рано…

Он снова прикоснулся к узкой полоске у себя над губой и повернулся к Борису:

— Может быть, вас подвезти? У меня внизу машина… — Он сказал это извиняющимся тоном, словно и впрямь смущался того обстоятельства, что у него есть машина. К удивлению Жюльена, Борис, никогда раньше не видевший Дюпремона в глаза, тут же отвесил вежливый поклон, выражавший согласие. Оба зашагали по лестнице к выходу.

В кабинете остались только Леонтьев и отец Милле.

— С вашим собранием творится нечто, подобное истории о десяти негритятах, — молвил отец Милле вернувшемуся к ним Жюльену, вооружившемуся бутылкой бренди и захваченными на кухне рюмками. — Ага, выпить как раз не помешает.