Дмитрий Казаков - Высшая раса

Усмехнувшись про себя, Петр двинулся туда, где должен быть пленник, – проверить, как выполняется приказ. В том, что не спят те, кто охраняет подходы к лагерю, он не сомневался, а вот стража фон Либенфельса внушала некоторые опасения…

У дерева, к которому должен быть привязан пленник, было пусто. Висели какие-то обрывки, а рядом сидел и беспардонно дрых часовой!

– Встать! – рявкнул Петр так, что парня подбросило почти на метр. Он бестолково оглянулся, схватился за автомат, да так и замер с раскрытым ртом, уставившись на опустевшее дерево. В глазах солдата стоял ужас.

– Подъем! – пронесся над спящими крик. Зашевелились неподвижные фигуры, послышались зевки и утробное кряхтенье.

– Давно спишь? – поинтересовался Петр с ледяной вежливостью. Лицо бойца от осознания совершенного промаха стало серым.

– Никак нет, – ответил он, судорожно дергая кадыком. – Я сменился в четыре…

Петр посмотрел на часы. Судя по времени, фон Либенфельс не мог уйти далеко. Капитан обернулся, выискивая кого-то среди просыпающихся разведчиков. За спиной его бормотал проштрафившийся часовой:

– Товарищ капитан! Он так смотрел… смотрел так. Я не мог отвести взгляда… и пошевелиться не мог, а потом уснул!

В голосе этом было искреннее горе и настоящее раскаяние, но Петру было не до него.

– Что такоэ? – спросил подскочивший Сиркисян.

– Пленник сбежал, – коротко ответил Петр и, заметив среди солдат невозмутимое лицо с узкими глазами, крикнул: – Эй, Моносов, подойди!.

Рядовой вытянулся перед командиром, лихо отдал честь.

– Ты у нас лучший следопыт? – спросил Петр, строго глядя на разведчика. – Сможешь по следам определить, куда немец пошел?

– Обижаете, товарищ капитан, – в темных глазах мелькнули смешливые искорки. – Разрешите приступить?

Петр кивнул, и выходец из сибирских лесов направился к дереву. Некоторое время ходил вокруг него, почти упершись в землю носом, словно охотничья собака.

– Перетер веревку, гад, – заметил он, поднимая обрывки пут. Оставалось только удивляться, как пленник, не особенно сильный на вид, так легко от них избавился.

– Туда он пошел, – сказал наконец следопыт. – На север!

– Что? – Петр не поверил, что пленник настолько плохо ориентируется на местности, чтобы двинуться в противоположную от замка сторону.

– Ну да, – несколько недоуменно посмотрел на капитана Моносов.

– За ним! – приказал Петр и сдернул с плеча автомат. – Еще двое со мной, остальным – ждать здесь.

Они пошли, почти побежали, меж деревьев. Вел быстрый и юркий, словно белка, сибиряк, за спиной слегка шуршали ветвями не проснувшиеся окончательно разведчики.

След вывел к Дунаю и пошел по самой кромке берега. Под ногами захрустел песок. От воды тянуло холодом, и над самой речной поверхностью плыл легкий туман.

– Стоп, а это что? – спросил Петр, указывая на плывущий метрах в десяти от берега темный бугорок.

– Да это человек, – ответил Моносов, присмотревшись.

– А черт! – Петр рванул с плеча автомат, швырнул в руки все еще ничего не понимающих солдат.

Вода в первый момент показалась обжигающе холодной. Капитан судорожно выдохнул и изо всех сил поплыл, зная, что только движение способно его согреть.

Ухватился за мокрый воротник вчера еще вполне приличного костюма и потащил тело недавнего пленника к берегу. До него было не так далеко, но намокшая одежда и сапоги тянули ко дну, и совершенно не вовремя начались судороги в ногах.

Отплевываясь и фыркая, словно тюлень, выполз Петр на мелководье, и тут его подхватили под руки. Тело фон Либенфельса подняли и вытащили на берег. Руки и ноги немца бессильно свисали, лицо было синюшно-белым.

– Ух, какой холодный, – озадаченно сказал один из солдат. – Никак, помер уже…

– Не может быть! – прохрипел Петр, поднимаясь на ноги. – Искусственное дыхание, срочно…

Но все попытки оживить фон Либенфельса оказались бесполезны. Труп оставался трупом, безо всяких следов дыхания и сердцебиения.

– Как? – вопрошал Петр, в отчаянии воздевая руки к небу. – Как можно здесь утонуть? Он что, совсем плавать не умел? А как тогда умудрился в воду попасть?

– Я думаю, – сказал осторожно Моносов, – что он убил себя сам.

– Как это?

– Фриц этот был хоть и сумасшедший, но не дурак, – с серьезным видом сказал солдат, и Петр не нашелся, что ему ответить. – Он понял, что не выдержит и всё нам расскажет, а сбежать силенок не хватит. Вот и утопил сам себя. Отошел как мог далеко, влез в воду, и всё!

– Но это невозможно!

– Почему? – сибиряк вздохнул. – Только для этого надо очень сильную волю иметь, а она у вражины этого, судя по всему, была…

Петр с яростью посмотрел на армана, кардинальным образом ускользнувшего от допроса. На мертвом лице, казалось, застыла пренебрежительная усмешка.

– И что тэпэрь? – подошел лейтенант Сиркисян.

– Как и решили! – ответил Петр зло. – Будем искать!

Он поднялся и побрел в сторону лагеря. Утренний холодок пробрался под намокшую одежду и стремился, похоже, достичь внутренностей. За рекой орала какая-то птица. Над Дунаем потихоньку наступало утро.

Верхняя Австрия, замок Шаунберг

4 августа 1945 года, 7:19 – 7:35

Бригаденфюрер Беккер чувствовал себя так, словно проскакал на лошади от французского Бреста до Урала. Пульсирующая, дергающая боль прочно поселилась не только в ягодицах и ногах, но и в животе, груди, голове и даже руках.

Бежать наравне со сверхчеловеками он, конечно, не смог, и почти сразу, после того как Вена осталась позади, его понесли. Сделать носилки не догадались, и он ехал, привязанный к спине, попеременно то на одном, то на другом из своих телохранителей.

Закончилось это ближе к вечеру, в безымянном лесу где-то к западу от Санкт-Пельтена, когда он потерял сознание. Бригаденфюрера уложили на землю и поливали водой до тех пор, пока он не открыл глаза. Но и тогда его губы прошептали: «Вперед!»

С этого момента его несли вдвоем, тащили, словно куль с овощами. Сознание временами мутилось, спасая хозяина от мук, и позже Беккер с трудом мог вспомнить места, по которым они пробегали. Несколько раз делали краткие остановки. Столкновений с советскими войсками удалось избежать.

Редкий человек выдержит восемнадцать часов непрерывного бега. Но те, кто стремился в замок Шаунберг, людьми не были. Словно машины, не требующие топлива и запасных частей, они пересекли Нижнюю Австрию и почти половину Верхней. День сменился ночью, которая быстро пришла к концу, оставив после себя прохладу, и когда на небеса выползло, улыбаясь пухлыми желто-розовыми губами, утро, впереди выросли стены и башни замка, ставшего для всех них настоящим домом.

– Герр бригаденфюрер! – Беккер ощутил, что его ставят на ноги. – Герр бригаденфюрер!