Д. Селин - Судьба наизнанку

Вернувшись из Госплана в пять часов, Михаил успел принять душ, побриться и переодеться, потратив на все процедуры максимум полчаса. Спустившись на первый этаж, он ждал своих спутников в уютном помещении столовой. Собственно, даже столовой это светлое помещение назвать было нельзя. Если отвлечься от окружающих московских пейзажей, то легко можно было представить себя зашедшим в приличное кафе где-нибудь в центре Харькова или даже Киева. Неброский цвет венецианской штукатурки, укрытые лёгким тюлем окна, стойка из иссиня-чёрного дуба, кованая мебель на выложенном гранитом полу. Вглядевшись и пощупав фактуру, можно было убедится, что 'дуб' исскуственный, гранит - керамический, а внешне неподъемная ковка легко перемещается движением не самой сильной руки.

Щербинин взял себе в стеклянном холодильнике порцию капустного салата и бифштекс с мелко нарезанным картофелем фри. Поставив основное блюдо греться в микроволновке, сделал в автомате чашечку капуччино, отнёс вместе с салатом за угловой столик.

- Перекусить решили?

В столовую вошёл парадно одетый Мирошниченко с переброшенным через левую руку пальто и сразу направился к кофе-машине. Михаил достал из микроволновки тарелку, зацепил из держателя вилку, нож и кофейную ложечку.

- Надо, неизвестно, сколько мы там проторчим.

Олег налил настоя арабики, бросил в чашку два кусочка сахара.

- По программе был обещан банкет - сказал он, на ходу помешивая чёрную жидкость ложкой.

- Это будет потом - Щербинин расправлялся с салатом - как говорил мой отец 'В горячем цеху есть надо много и часто, что бы язва в кишках не образовалось'.

- Какой здесь горячий цех? - улыбнулся Олег, сделал глоток.

- Не скажи - Михаил закинул в рот последние капустные стружки, начал резать бифштекс - в ближнем кругу, где мы будем в качестве почётных гостей и главной диковинки, соматических нагрузок не предусмотрено. А вот моральных ...

Михаил многозначительно посмотрел на Олега.

- Мы ведь туда едем не чёрную икру лопать и 'Киндзмараули' пить, а работать. Слушать, смотреть и делать выводы, не подставляясь при этом самим. Что просто так для нервной системы не проходит - Щербинин подцепил вилкой кусочек бифштекса - а все болезни - от нервов. В том числе язва.

Олег промолчал, медленно смакуя арабику. Щербинин не спеша съел горячее, промокнул губы бумажной салфеткой.

- Было что-то новое? - спросил он Олега, перейдя к каппучино.

- Нет - ответил Мирошниченко - из дома ничего.

Домом отправленные в Союз называли перенесённые территории, по какому-то непонятному обычным органам чувств признаку, резко отличавшиеся от остальной земной поверхности. Это ощущение особенно обострялось при быстром и далёком перемещении, например самолётом. Выйдя на бетонку московского аэродрома, каждый из них хотя бы раз оглянулся. Ощущение 'взгляда в спину' быстро притуплялось, но память о нём стереться никак не могла. В суматохе первых месяцев внимание на странноватые ощущения не обращали, объясняя то нервным напряжением, то особой аурой советского государства. Но когда количество посетивших воздушным путем Москву перевалило за две сотни и вернувшиеся из Стокгольма в один голос описывали те же самые чувства, не зависевшие от возраста, пола и склонности к интеллигентской рефлексии, феномен решили изучить и поставить на службу республике. По своему положению Щербинин был в курсе ведущихся в этой области исследований, но пока ни одна из трёх независимых друг от друга научных групп не могла даже выдвинуть какого-либо вразумительного объяснения. Внешний признак феномена регистрировать научились, но что могло приводить к частотному сдвигу мозговых ритмов на полпроцента так пока и осталось тайной. Твёрдо выяснили только одно - частоты биоритмов начинали 'плыть' сразу за временной границей, чем дальше от неё, тем сильнее и выходя на максимальное отклонение от среднестатистических показателей в ста двадцати километрах от хронораздела. Дальше рассогласование стабилизировалось и от расстояния не зависело. Медленное продвижение вглубь СССР на поезде или автомобиле никаких побочных эффектов не вызывало. Организм приспосабливался к постепенно нарастающим изменениям непонятно чего, непосредственно никакими приборами не фиксируемого. Уровень электромагнитного фона, гравитационного поля и прочие параметры мира, способные влиять на датчики научных приборов начала двадцать первого века, оставались неизменными от Харькова до Москвы. С учётом статистических отклонений, конечно.

Побочным следствием многочисленных экспериментов стало открытие хронораздела в воздухе. Оказалось, что земли республики как бы прикрыты огромной 'крышкой', стеной уходившей от хронораздела вверх и постепенно загибавшейся над перенесённым территориями. На параллельный земле уровень эта никакими приборами не фиксируемая плоскость выходила на высоте одиннадцать с половиной тысяч метров.

- Поехали? - риторически спросил вице-премьер, закончив с кофе. На часах было без четверти шесть, собрание было назначено на полседьмого, добраться до Большого Театра сейчас не составляло никакого труда. Не застрявшая в пробках лужковская Москва, чай.

Забрав с вешалки верхнюю одежду, они вышли в фойе, где к ним присоединился охранник, и втроем проследовали во двор, где тихо мурлыкал изрядно модифицированный 'Уаз-хантер'. Кроме противопульного бронирования, кондиционера и прочих устойчивых к проколам шин, основным отличием от базовой модели был двигатель - дефорсированная и перебранная до последней прокладки 'газоновская восьмёрка', сообщавшая машине тот самый 'кошачий' призвук холостого хода.

За тонированными 'вкруговую' стеклами мелькали старые дома и вновь возводимые по сталинскому плану реконструкции Москвы здания. За полчаса неспешной по меркам двадцать первого века езды они добрались до Большого. По приложенной к пригласительным билетам схеме запарковались на огороженной съемными барьерами вип-стоянке сбоку от здания. Ждущий высоких гостей энкаведешник проводил их через боковой вход, в дышащее ещё имперским величием фойе. Около выставленных буквой 'П' столиков с макетами заводов, пароходов и прочих достижений прошедшего года медленно фланировали многочисленные приглашённые, облачённые большей частью в полувоенные френчи, довоенную форму или строго покроя женские костюмы. Иногда в толпе мелькали смокинги дипломатов и разбавляющие официоз, легкомысленные на общем фоне, платья актрис. Одетые в недорогие тысячедолларовые костюмы харьковчане не сильно бросались в глаза советским гражданами и тусующимся иностранцам. Лишь наметанный взгляд мог определить отсутствие подгонки к фигуре пиджаков и псевдошёлковый материал галстуков. На разницу обувных фасонов особого внимания не обращали - мало ли кто откуда приехал!