Анджей Сапковский - Свет вечный

– Святая правда, – подтвердил, странно улыбаясь, Бедржих из Стражницы.

Выступать на заре стало уже традицией миссии, и этот раз тоже не стал исключением. Не успело солнце в полной мере подняться над туманом, они были уже далеко от Глогувека и быстро направлялись на восток. Вскоре добрались до распутья.

– Бедржих? Куда теперь? – спросил с невинной миной демерит.

– На Ратибор. А оттуда краковским трактом на Затор. Я ж говорил.

– Мы знаем то, что ты говорил вчера. Я спрашиваю, куда едем сегодня?

– Не перегибай палку, Шарлей.

Итак, они ехали на Ратибор, к краковскому тракту. Их отряд стал больше на двух польских рыцарей и их оруженосцев. А вокруг весна разошлась вовсю.

– Господин Рейневан?

– Слушаю вас, пан из Мельштына.

– Вы немец…

– Я не немец. Я силезец.

– Значит, вы не чех, – подвел итог Спитек. – Что же в таком случае вас привлекает в учении Гуса? Как получилось, что вы стали на их сторону?

– Шла борьба добра со злом. Когда пришлось выбирать, когда я был обязан выбирать, я выбрал добро.

– Обязан? Можно ведь было не становиться ни на одну из сторон.

– Быть нейтральным в борьбе добра со злом – это принять сторону зла.

– Слушай внимательно, Миколай, – обратился ко второму рыцарю Спитек из Мельштына. – Слушай, что он говорит.

– Да слушаю, – подтвердил Сестшенец. – Но также слушаю слухи. А о тебе слухи ходят, что ты магией занимаешься, господин из Белявы. Что ты чародей.

– Никто другой, – ответил спокойно Рейневан, – а трое волхвов первыми приветствовали Иисуса в Вифлиеме. Поднося ему миро, ладан и золото.

– Ты скажи это Инквизиции.

– Инквизиция это знает.

– Может, – вмешался Спитек из Мельштына, – сменим тему.

– Очень ловко вы поделили между собой Верхнюю Силезию, – иронично заметил Сестшенец. – Ловко, бойко и с размахом. Табор, Волошек, Корыбутович уже и шкуру медведя поделили. А где интерес Польской Короны?

– Так уж за этот интерес у вас душа болит? – с не меньшей иронией спросил Бедржих. – Так уж о нем заботитесь?

– Трудно будет реализовать ваши замыслы, если Польша их не поддержит. Будут ли польские интересы поддерживаться?

– Трудно определить, – согласился Бедржих. – Потому что с Польшей та же проблема, что и всегда: неизвестно, что это и кто это. Ягелло? Сыновья Ягеллы? Сонька Гольшанская? Витольд? Епископ Збышко Олесницкий? Шафранцы? В Польше каждый, кто у власти, имеет свои собственные, частные интересы и неизменно собственный интерес называет благом отчизны, так у вас извечно было, и так во веки веков будет. Вы спрашиваете, пан Корнич, где интерес Польской Короны. А я спрашиваю: чей именно интерес вы имеете ввиду?

Сестшенец фыркнул, натянул поводья своего коня.

– Пан Бедржих! Мы всего лишь посланцы на службе значительных персон, эскорт важных государственных деятелей. Наше дело эскортировать. А дела по-настоящему важные государственные деятели едут обсуждать с государственными деятелями.

– О том, что произошло в Луцке, – ответил Бедржих, – известно не только деятелям. И не только они видят, что сейчас в Польше творится. Епископ Олесницкий преследует польских гуситов, толкает Ягеллу к походу на Чехию. Витольд скоро коронуется на короля Литвы…

– Коронации не будет, – вмешался Рейневан. – Можете мне верить.

– Естественно, что нет. – Сестшенец посмотрел на него пронзительно. – Папа не допустит. А может, вы что-то другое имели ввиду?

– Не имел, – заверил вместо Рейневана Бедржих. – А я, уважаемые господа, так до сих пор и не знаю, от чьего имени едут в Чехию те значительные персоны, на встречу с которыми мы направляемся в Затор. И которым мы должны будем служить эскортом.

– Едут от имени Польского Королевства, – нахмурил темные брови Спитек из Мельштына. – Это я вам заявляю. Думайте, что хотите, но Польша одна, а ее благо – превыше всего. Если с королями, князьями, епископами – хорошо. Но если надо, то и несмотря на королей и епископов.

– Несмотря? – Бедржих улыбнулся уголками губ. – Это вроде сигнала к бунту, пан Мельштынский. Бунт у вас в голове?

– Нет, не бунт. Конфедерация. Щит, приют, святыня золотой свободы нашей. [155]Привилегии нашего рыцарского сословия. Для того, чтобы положить конец ошибочному курсу общего дела или превышению власти, будь то королевской или церковной, чтобы удержать порядок в королевстве с плохим правлением, где тормозится прогресс либо просто толкают к погибели, необходимы срочные меры. Эффективные. Боевые. Потому что бывает зло, которое доходит до крайности, и тогда крайне требуется срочное лекарство, чтобы его, как бы то ни было, вылечить. Как бы то ни было. Даже мечом.

– Прозвучало серьезно.

– Знаю.

– Господа, – Шарлей привстал в стременах. – За рекою – пшчинская земля.

– Мы должны быть бдительными, – сказал Бедржих. – Тут рьяно охотятся на гуситов и их союзников. Вдова на Пшчине щедро за схваченных платит.

– Она всё еще вдова? – удивился Сестшенец. – Судачили, что вышла за Пшемка Опавского.

– Пшемко, – сказал проповедник, – размышлял над женитьбой. Во-первых, благодаря браку с вдовой он присоединил бы пшчинский надел к Опаве. Во-вторых, вдовушка – великолепный экземпляр бабенки, не самой молодой, правда, но здоровой и сладострастной литвинки. Кто знает, может, именно старый Пшемко этого и испугался, что в постели не справится. Как бы там ни было, но в жены он взял себе какую-то боснийку, а вдова осталась на Пшчине вдовой. Но сплетни ходили так упорно, что многие ее уже просто видели женой Пшемка. А поскольку боснийку тоже случайно зовут Хеленой, то некоторые и путают.

– Хелена из Пшчины, – уточнил Рейневан, – это родная сестра Сигизмунда Корыбута?

– Именно так, – подтвердил Спитек. – Дочь Димитрия Корыбута Ольгердовича. Племянница короля Ягеллы.

– Племянница или нет, – оборвал резко Бедржих, – но остерегаться ее мы должна, как дьявола. Вперед, ходу! Чем быстрее удалимся от Пшчины, тем лучше.

– Справимся, – чмокнул вороному Шарлей. – До сих пор шло нам, как по маслу.

Он погорячился.

– Господин! – закричал один из моравцев, выставленных в дозор за изгородью корчмы, в которой они остановились, чтобы приобрести фураж. – Господин! кто-то едет!

– Вооруженные! – объявил второй. – Около дюжины коней…

– Собраться, оружие наготове, – скомандовал Бедржих. – Сохранять спокойствие, может, пройдут мимо.

Сестшенец отцепил от седла тяжелый чекан, [156]засунул черенок сзади за пояс. Спитек подтянул рукоять меча поближе к руке, но прикрыл оружие плащом. Моравцы поспешно отвязывали коней от коновязи. Самсон закрыл дверь корчмы и оперся на нее.

Шарлей схватил Рейневана за плечо.

– Возьми это.