Дмитрий Шидловский - Орден

Думая о своей жизни в этом мире, он понял, насколько изменился. Это был уже далеко не тот Артем, который непонятным, фантастическим образом пронесся по измерениям. Многое понял, многому научился, по-иному стал смотреть на мир. Это дало мощный толчок к развитию его личности. «Что привело к этому? – спрашивал он себя. – Опыт, необычные ситуации? Нет. В том мире я гнался за положением, деньгами, „гольфом" распроклятым, а здесь вдруг потерял ориентир – деньги и карьера. Потерял, но нашел другой. Сильный человек не может ни к чему не стремиться. Но, стремясь к чему-то одному, он теряет другое. Не произошло бы того, что произошло, так бы всю жизнь и потратил на зеленые бумажки. А сейчас те вещи, которые я понял, уже ни на что бы не променял. То, что я научился дышать животом, как показывал барон, и этим способом вылечил ангину, мне в тысячу раз важнее и приятнее поста и титула. Я могу добиться всего, чего хочу. Вот и добился, вернее, как говорит барон, притянул к себе власть и деньги. Странно, получил то, чего уже не искал. Но ведь не получаю от этого ни капли удовольствия. А два года назад пищал бы от восторга. А зачем это мне? Тьфу ты, черт, сам себя запутал. Спать пора, завтра в шесть утра итальянские банкиры заявятся».

Впрочем, Ольге министерский пост и баронский титул ее мужа игрой вовсе не казались. Она чрезвычайно гордилась стремительным взлетом мужа и быстро осваивала роль светской дамы.

С большой радостью Артем обнаружил, что не ошибся в своей избраннице. Ни капли заносчивости или спеси. Она любила его столь же нежно, была столь же мила и приветлива как с князем и его окружением, так и с обслугой в замке.

А потом было торжественное вступление князя в Петербург. Была весна, пели птицы, и весь народ высыпал встречать нового правителя. И был министерский пост и много работы по «экономической реформе», как в шутку называл он свою работу. И был бывший дом барона, переустроенный Ольгой по своему вкусу в удобное семейное гнездышко. Были набор слуг и куча житейских мелочей. Начиналась новая жизнь.

А в это время в ливонском городе Ревель, в том самом городе, который через много лет должен был стать Таллином, эдаким сошедшим с картинки о средневековых рыцарях туристическим раем, городе, в котором в этот момент действительно жило много рыцарей и всего прочего люда, которому положено было жить в средневековом европейском городе, у окна в доме, стоящем на улице Пик, сидел отец Паоло. Майское солнышко грело вовсю. Люди, уставшие от долгой и хмурой зимы, довольно щурились и подставляли свои лица под его лучи. Настроение идущих по улице было праздничное, но на душе у Паоло было пасмурно.

Уже больше месяца он жил здесь. Тогда, в конце марта, когда он вывел к Нарвской крепости рыцарей и ландскнехтов, не желавших оставаться в Ингерманландии под управлением русского князя, им позволили переправиться через Нарову и приказали встать лагерем за замком. Потянулись дни томительного ожидания. Через две недели к ним приехал рыцарь, предъявивший грамоту от Гроссмейстера Тевтонского ордена. Он объявил, что все рыцари и ландскнехты могут поступить на службу в Ливонский орден или пройти через его территорию куда хотят. С Паоло же у него состоялся длинный разговор. Священник был вынужден рассказать все, что знал о событиях, сопутствующих перевороту и короткому правлению короля Иоахима. Закончив рассказ, Паоло обратился с нижайшей просьбой пропустить его через земли ордена в его родную Италию, где он намеревался принять пусть самый маленький сельский приход и удалиться подальше от хитросплетений политики на этой окраине христианского мира.

В просьбе ему было отказано. С елейной улыбкой эмиссар Гроссмейстера Тевтонского ордена сообщил, что Кенигсберг намерен восстановить германское доминирование в Северной Руси.

– Мы не допустим тех безобразий, – сказал он, – которые допустили по недомыслию Гроссмейстер Альберт, Иоахим и вы. Однако ваш опыт и ваше знание этой земли бесценны для нас. Поэтому мы нижайше просим вас остаться здесь.

Несмотря на изысканные выражения, было ясно, что Паоло посажен под домашний арест. С тяжелым сердцем священник отправился в Ревель, где снял дом на улице Пик. Нельзя сказать, что он бедствовал. Уезжая из Петербурга, он прихватил с собой казну короля. Разумеется, значительная ее часть пошла на выплату «выходных пособий» рыцарям и ландскнехтам, перешедшим с ним Нарову. Но не забыл Паоло и про свое «выходное пособие». Денег должно было хватить на покупку приличного домика в Италии и достаточно безбедную жизнь. Но сейчас он был вынужден сидеть в Ревеле, тупо уставившись на улицу. Единственное, чего он сейчас хотел, это вернуться в свою родную Италию и забыть все случившееся как страшный сон.

Дверь скрипнула, и Паоло повернулся, чтобы посмотреть на вошедшего. На пороге стоял граф Чиани.

– А, милый граф, какими судьбами? – вскрикнул Паоло, с огромным удовольствием переходя на родной итальянский.

– Услышал о печальных событиях здесь и поспешил узнать все сам.

– Да, граф, события необыкновенно печальные. Проходите, присаживайтесь.

Граф приоткрыл дверь и щелкнул пальцами. Тут же его слуга внес два золоченых кубка и кувшин вина.

– Я решил, что вы соскучились по хорошему итальянскому вину, – произнес Чиани.

– Как вы добросердечны, – произнес Паоло.

– Поддержать в беде соплеменника и собрата по вере – долг каждого итальянца, – произнес Чиани. Перстень с камнем небесно-голубого цвета на его руке сверкнул, когда он ставил перед Паоло кубок.

Они говорили долго. Слуга графа неоднократно ходил в соседнюю корчму за жареным мясом и другими яствами. Граф очень подробно расспрашивал Паоло о всех хитросплетениях восточной политики, в которых участвовал священник. Паоло все рассказал, не забыв упомянуть о своем страстном желании вернуться в Италию.

– Надеюсь, я смогу вам помочь, – произнес Чиани и снова блеснул своим небесно-голубым перстнем.

В конце разговора, когда Паоло, казалось, уже поведал все, что знал, и даже высказал все свои предположения и оценки, Чиани вдруг внимательно посмотрел на него и произнес:

– Мне кажется, вы не все рассказали, падре.

– Вы правы, – отозвался священник, – есть здесь нечто мистическое и необъяснимое для меня. Дело в том, что нами были найдены свидетельства присутствия в Ингерманландии агента некоего неведомого, но мощного языческого государства, поклоняющегося эллинским богам.

– Что? – Граф насторожился. – Расскажите поподробнее.

– Что рассказывать? – Паоло поднялся, открыл свой походный сундук и, порывшись, достал документы и деньги Артема, принесенные Филаретом. Граф принялся их внимательно разглядывать.