Синклер Льюис - У нас это невозможно

– Сейчас выйду!

Она положила ключи на место, выбросила желтую и копировальную бумагу в окно, поставила на место свечу и, положив мыло, вытерла лицо сухим полотенцем, напудрилась так, точно стену штукатурила, и выскочила в гостиную. Шэд осклабился в предвкушении удовольствия. Охваченная ужасом, она сообразила, что теперь, пока он опять не уселся и не воспламенился наново, у нее был единственный шанс на спасение. Она схватила Шляпку и пальто, поспешно проговорила огорченным голосом:

В другой раз, Шэд… Отпусти меня теперь, милый! – И убежала раньше, чем он успел раскрыть рот.

Свернув в коридоре за угол, она увидела Джулиэна. н стоял, натянутый, как струна, с видом сторожевого держа правую руку в кармане пальто, словно в ней был револьвер.

Она бросилась к нему на грудь и зарыдала.

– Что он сделал с тобой? Я убью негодяя!

– Да нет, он меня не соблазнил. Я не из-за этого плачу! Просто я не гожусь в разведчики.

Но кое-что из этого все же получилось.

Храбрость Сисси заставила Джулиэна решиться на то, о чем он давно думал, но чего боялся: вступить в организацию ММ, надеть форму и снабжать Дормэса информацией об их планах.

– Я уговорю Лео Куинна… знаешь его? Его отец – кондуктор на железной дороге. Он еще в баскетбол играл в школе. Я уговорю его, чтоб он возил доктора Олмстэда вместо меня и исполнял разные поручения НП. Он парень выдержанный и ненавидит корпо. Только, видишь ли, Сисси… видите ли, мистер Джессэп… для того, чтобы заслужить доверие у минитменов, я должен притвориться, что совершенно порвал с вами и со всеми старыми друзьями. Знаете что! Завтра вечером мы с Сисси пойдем по Элм-стрит и изобразим, будто мы рассорились. Как ты думаешь, Сис?

– Великолепно! – пылко воскликнула эта неисправимая актриса.

Они договорились, что каждый вечер в одиннадцать часов она будет приходить в березовую рощу, где они играли в детстве. Здесь дорога кружила, и к месту свидания можно было выйти с четырех сторон. Тут он должен был передавать ей сведения о планах минитменов.

Но когда он в первый раз подкрался к ней ночью в роще и она с перепугу навела на него свой фонарик, она вскрикнула, увидев его в форме инспектора ММ. Голубой френч и фуражка набекрень, представлявшие собой в кинокартинах и исторических книгах символ молодости и надежды, сейчас говорили только о смерти… Она подумала, что и в 1864 году они, может быть, говорили большинству женщин скорее о смерти, чем о луне и магнолиях. Она бросилась к нему и обняла, словно желая защитить его от его же формы; окруженная опасностями, дрожащая за свою любовь, Сисси из ребенка становилась женщиной.

Пропагандисты Нового подполья встречали ожесточенное сопротивление со стороны правительственной пропаганды; и хотя среди памфлетистов, работавших для НП в Америке и в изгнании, за границей, были сотни способнейших журналистов-профессионалов, их все же до некоторой степени стесняло уважение к фактам, которое никогда не служило препятствием для корповских журналистов. У корпо также были собраны выдающиеся силы. У них служили президенты университетов, известные дикторы, восхвалявшие в прежнее время зубные эликсиры и кофе без кофеина, знаменитые бывшие военные корреспонденты, бывшие губернаторы, экс-вице-президенты Американской федерации труда и даже такой артист своего дела, как директор отдела рекламы могущественной корпорации фабрикантов электрооборудования.

Само собой, газеты были слишком хорошо очищены от духа дрянненького либерализма, чтобы печатать противников корпо; само собой, в отношении таких старомодных демократических стран, как Великобритания, Франция и скандинавские государства, им рекомендовалось ограничиваться максимально краткой информацией, лучше даже совсем обходиться без иностранной информации, за исключением сообщений о благодеяниях, оказанных Абиссинии Италией, построившей там хорошие дороги, добившейся, чтоб поезда ходили по расписанию, и избавившей население от нищих и от честных людей, а также приобщившей эту страну к прочим духовным благам римской цивилизации. Зато газеты никогда не уделяли столько полос комиксам; особенной популярностью пользовалась очень забавная серия похождений нелепого чудака из Нового подполья, в неизменном траурном костюме и высокой шляпе с крепом, которого постоянно препотешно избивали минитмены. Никогда, даже в те времена, когда мистер Херст освобождал Кубу, газеты не пестрели таким изобилием огромных заголовков, набранных красным шрифтом. Никогда не было так много драматических описаний убийств – убийцами всегда оказывались известные антикорпо. Никогда не выходило такого количества печатного материала, достойного своего двадцатичетырехчасового бессмертия, в котором доказывалось – и доказывалось при помощи цифр, – что заработная плата в Америке теперь выше, цены на товары ниже, американский военный бюджет меньше, армия и ее снаряжение гораздо больше, чем когда-либо в истории. Никогда не употреблялись столь веские аргументы, как те, например, которые доказывали, что все противники корпо – коммунисты.

Почти ежедневно Уиндрип, Сарасон, доктор Мак-гоблин, военный министр Лутхорн или вице-президент Пирли Бикрофт смиренно обращалась по радио к своим хозяевам – широким массам населения – и поздравляли их с тем, что они закладывают фундамент нового мира, и, маршируя плечом к плечу под Великим флагом и деля как блага мира, так и радости грядущей войны, показывают пример американской солидарности.

Субсидируемые правительством кинокартины (может ли быть лучшее доказательство внимания, оказываемого искусству доктором Макгоблином и другими нацистскими руководителями, чем тот факт, что киноартисты, получавшие в доуиндриповские времена только тысячу пятьсот золотых долларов в неделю, теперь получали пять тысяч?) были полны минитменов: то они мчались в бронированных автомобилях со скоростью восемьдесят миль в час, то пилотировали эскадрильи из тысячи самолетов, то трогательно ласкали девочку, нянчащую котенка.

Все решительно, включая Дормэса Джессэпа, говорили в 1935 году: «Если у нас когда-нибудь и будет фашистская диктатура, то все будет совсем иначе, чем в Европе, – слишком сильны в Америке юмор и дух независимости».

В течение почти целого года после прихода Уиндрипа к власти этот постулат казался правильным. Шеф снимался за игрой в покер – без пиджака и в сдвинутом на затылок котелке, – в обществе журналиста, шофера и двух суровых рабочих-металлистов. Доктор Макгоблин лично дирижировал духовым оркестром клуба Лосей и соревновался в нырянии с красавицами Атлантик-сити. Рассказывали, что минитмены извинялись перед политическими заключенными за то, что вынуждены их арестовать, и что заключенные любезно шутили со стражей… поначалу.