Максим Калашников - Крещение огнем. Алтарь победы

И предупреждаю: вы должны создавать технику лучше аме–рикан–ской. И технологией вашего производства должна восхищаться Япония. Расход электричества, горючего и металла да будет у вас на уровне мировых стандартов экономичности, и за это спросим с вас строго. Но я знаю, что вы справитесь с этими задачами…

Заказы на ваши трипланы от государства вы получите. Пусть даже для этого придется продать за кордон чуть больше редкоземельных металлов или меди. Мы еще немного повысим плату за коммунальные услуги, прошерстим все эти водопроводные и отопительные структуры в больших городах, где привыкли тратить деньги бездарно и без счета. На высвобожденные средства наладите производство своих машин на самарском «Авиакоре» – потом вернете стране этот кредит.

Главное – ваша фирма должна стать центром бурлящего прогресса технологий, рассадником всего самого передового, питомником изобретений и смелых идей. К черту беспомощную брежневскую политику закупки всего и вся за рубежом! Найдите способы поощрить самых умных и энергичных. Оставьте минимум инженеров, но пусть то будет гордость нации, зарабатывающие достаточно, чтобы считаться новой аристократией – аристократией Империи! И не морщитесь от этого слова, уважаемый Глеб Евгеньевич!

А эмблемой вашей да будет молния, бьющая в звезды. В звезды – не меньше!

По окончании заседания он услышал скрипучий голос Лозино-Лозинского:

– На минуту, товарищ Верховный!

– Слушаю вас, Глеб Евгеньевич.

– Вы знаете – все эти награды, золотые мечи, уравнивание моего голоса с тысячью голосов рядовых граждан страны – не по мне это. Будто дворянином меня делаете. А я считаю, человек должен своими способностями выделяться. За титулами же гоняются только те, кому выделяться больше нечем…

Старик устало прикрыл глаза:

– Я до конца жизни своей считать буду, что революция 1917 года тем и велика, что открыла путь наверх множеству талант–ливых людей из низов. Я ее принял всем сердцем, хоть и столбовой дворянин по рождению. Учась в гимназии, с отцом своим в 1920-м до хрипоты спорил: вот возьмут красные Екатеринослав – закон Божий учить не буду. Мне ли отказываться от идеалов всей жизни? Я ведь видел и самостийну Украину гетмана Скоропадского, и банды Петлюры. И как евреев громили, помню – крики из их квартала до сих пор слышу как наяву. Сталину верил и верю. И то, что врагов народа уничтожать надо было в тридцатые годы – убежден. Ведь во враждебном окружении страна оказалась, и сам я саботажников видел. А тут меня – в привилегированные выводят. Не по мне это!

– Полно вам, Глеб Евгеньевич! – с мягкой настойчивостью ответил ему Верховный. – От лучших завоеваний разве отказывается кто-то? А героев своих страна чтить должна и будет это делать! Вы уж мне поверьте. От забвения настоящих людей и от дурной уравниловки мы чуть в беду большую не попали. Величие истории нашей и образ Сталина никому трогать не позволим. А регалии новые все ж таки примите, Глеб Евгеньевич. Ведь заслужили их. Ради будущего. Ради молодежи, что нам на смену придет. Чтоб больше не был героем нашего времени жирный торговец!

– Может, вы и правы, – покачал головой седой конструктор. – Покоряюсь.

– А не подкачаете ли вы, Глеб Евгеньевич? – спросил вдруг Верховный. И тут же примирительно рассмеялся, заметив глубокую морщину обиды, прорезавшую лоб старца. – Не обижайтесь, мэтр! Просто кое-кто шептал мне всякие нехорошие слова о том, что концепция МАКСа – устаревшая концепция образца 1982 года. Что нужна другая, посовременнее…

– Не верьте, товарищ Верховный. – Лозино-Лозинский поднял веки, и теперь его глаза горели неистовым огнем, как глаза страстного фанатика-старовера. – МАКС – не идеал, он сейчас – синица в руках. Но в этой системе я заложил колоссальные возможности для совершенствования. Заменим «Мрию» «Гераклом» – и за счет более мощного воздушного космодрома в полтора раза увеличим возможности космического самолета. А послезавтра у нас появятся совершенные гиперзвуковые двигатели. Да хоть и просто сверхзвуковые – тогда мы создадим еще более могучий носитель уже на смену «Гераклу». Если мы построим такой самолет – «воздушный старт», как это планировалось для «Спирали» в 1966 году, то стоимость вывода килограмма нагрузки на орбиту упадет с нынешней тысячи долларов по мировому счету до трехсот-двухсот. Представьте себе, что такой сверхзвуковой старт прибывает на экватор, где к его скорости добавляется скорость вращения Земли – 500 метров в секунду. Какая экономия! Какой фантастический рост возможностей! А это – полная наша победа.

Мне осталось жить не так уж много. И МАКС – главное дело моей жизни. Главное!

А на американцев не смотрите. Они пошли в тупик. Их «Звезда риска» выглядит как сочетание нашего самолета-разгонщика и космического корабля. Мы отбрасываем разгонный бак, а они будут вынуждены волочь в космос пустые емкости, в которых горючее сработается при старте с Земли…

…Сергей устало повернул ключ в замке квартиры. Он был доволен: грандиозное аэрокосмическое «шоу», эти русские «звездные войны-93» потрясли западного обывателя. Запад вообще глуп и слабонервен, он здорово верит тому, что видит на телеэкране. Выступление Верховного, слово «Империя» ввергло его в трепет и доломало волю к сопротивлению. Во всяком случае, «ястребы» в США надолго лишатся шансов на приход к власти. Хотя завтра они на весь мир возопят о православном фундаментализме, о пришествии русского фашизма, о новом аятолле Хомейни с ядерными ракетами и космической техникой…

На поясе пискнул черный, похожий по габаритам на плеер, аппарат. То был новый отечественный пейджер «Алькор». Хотя он был потяжелее импортных, Верховный запретил какие-либо закупки импортной электроники. Звонил Криницын – спросить мнение о первом номере газеты «Империя».

Жена уже видела третий сон, а Сергей все-таки решил закончить дела текущего дня. Как-никак, а он был членом «ближней Думы» при Верховном, его пропагандистским «винтиком». Сегодня он запрограммировал видеомагнитофон на новый фильм-поэму «Окрашенные кровью солнца», автор коего, Алексей Широпаев, происходил из его «молодежной команды»…

Экран черного «Рекорда» вспыхнул. Поплыли кадры атомного ледокола, крушащего льды, факелы взлетающих ракет. Хронику летящего АНТ-25 1937 года перекрыл портрет Валерия Чкалова: в летном шлеме, с дерзкими глазами, властным разрезом большого рта.

Все это перемежалось кадрами лент, снятых до 1917-го: угрюмый крестьянин, изнуренно налегающий на примитивную соху. Надрывающаяся, тощая лошаденка. Бородач, сосредоточенно разбрасывающий семена по взбороненному полю прямо из большой, заскорузлой руки…