Максим Калашников - Крещение огнем. Алтарь победы

Но главным был голос, читающий текст за кадром:

– Избушки-наличники. Травушка-муравушка. Синее небушко. Коровки. Дудка-жалейка. Вечерами – гармоника. Парни и девушки. Без секса. Экологически чистая среда.

Эта картина плывет в мозгу типового славянофила, когда лежит он на продавленном диване, замлев после стакана, задрав клокастую и нечистую бороду.

А мы не нуждаемся в сих картонных грезах и спокойно выдерживаем стальной взгляд тяжелого утреннего неба. Перед нами – не ситцевая идиллия, а гряды железобетонных объемов, встающие в ровном рассветном сумраке, окрашенные кровью Солнца, стиснутого синими льдинами туч. И эта картина, холодный ветер этого утра наполняют нас Силой…

Этот голос звучал на фоне кадров недавнего художественного фильма: камуфлированный, узкий вертолет, заходящий на посадку среди железных колонн уральского индустриального гиганта, заваленного снегами. Били снопы искр, лился расплавленный, пышущий жаром, ослепительный металл. А голос властно, рокочуще, тянул дальше:

– Эта панорама, этот глухо дрожащий мощью рассвет зовет нас за горизонт, за белые хребты промышленных дымов. Туда, где обретается – нет, не «грядущая Россия», а нечто неизмеримо большее. Там простирается Гиперборея, арийская мечта, завещанная нам от начала времен, на пути к которой мы сбросим с себя латаную-перелатаную «русскость»!

Нет, не в благостных черноземах и суглинках, не в далеких благородных гранитах, а здесь, в земле мегаполиса, напитанной гнилью и сталью, прошитой арматурой, ярусами мохнатых теплотрасс: в земле, чьи оголенные мартовские пустыри светятся от спрятанной радиации. В земле, выжженной и вывороченной, источающей кислотные слезы, – там наша Тайна. Там лежит Меч Святогора. Там, в тишине, оглашаемой стуком тяжелых капель, ждет он нас, озаряемый синими зарницами трескучих разрядов. О нем поет нам ревущая скорость метро, харкая сгустками красных ламп. О нем шепчет пахнущее железом молчание ночных промзон. О нем стонут полуночные лифты, ползущие в зеленые весенние выси. В хлорных парах, встающих над люками пустынных тротуаров, мы повстречали наших предков-нибелунгов – «людей из тумана» – и они завещали нам эту Тайну, завещали нам достичь Ее.

Нет, не знаем мы тебя, теплая васильковая «матушка сыра земля» в сарафане и кокошнике. Нет тебя, а может, и не было никогда, выдуманной славянофилами, а позже – партийными секретарями для антуража валютных «Березок», а потом – и борделей. И не твое скучное чрево, а воющая утроба мегаполиса, бесстыжая и сказочная, бьющая в лицо ветром метро, крысиными норами и апрелем – эта утроба уже скоро родит невиданного Сына, который постигнет Тайну Почвы, найдет заветный Меч…

Где-то там, в городских недрах, в холодном лоне забытого реактора уже отливается в мощные великолепные формы его светозарная плоть, подобная жидкой стали. И скоро, скоро, взломав каменную скорлупу, над горизонтом, в смерче взметенного праха, встанет золотой исполин, воздев к Солнцу молнию Меча.

Меч он пришел принесть: огненным Мечом Света и Воли он рассечет горизонт, победит Конец Истории и шагнет навстречу Земле и Небу, заново обретшим свое детство.

Нет, не избушки, не родину в стиле Палеха обретет хохочущий голый гигант, охваченный первородным хаосом зари и ветра. Крещенный в ослепительном вихре стихий, радостно, как пробудившееся дитя, он оглядит уготованную ему планету. Не о теремках и трактирах напомнят ему колоссальные белые башни, которые выступят из бронзовой дымки начала новой эры. Густым и властным рокотом священных труб, орлами и львами и солнцеворотами на несокрушимых златых вратах таинственные твердыни скажут Новому Адаму о вновь приобретенной Прародине. По праву он вступит в них – зачинатель новой династии Солнца, новой солнечной расы, строитель Империи Земли и Звезд, художник, галактический воин!

И гаденыш-демократ, и дубина-коммунист, и «патриот»-тараканник сдохнут на месте, заглянув в очи нашего Героя – ветхое сердце запнется от гуляющей в них синей грозы агрессии и мистической бездны. Только Мы бесстрашно и жадно ждем эти очи, ждем неумолимую тяжкую поступь. Только Мы чуем накатывающий под асфальтом рокот рождения великана. Он уже скоро – истребитель скверны, тот, кто окрестит мир в его первородство. Он уже взламывает волшебное яйцо мегаполиса.

Мы уже скоро…

«Резковато. Но горячо и по большей части – то, что надо. Широпаев жжет глаголом сердца», – подумал Сергей, листая сигнальный номер «Империи». То, что они делали с Верховным, было спасением для страны, которую тридцать лет заражали микробами разложения. «Буран», крылатая космонав–тика, огромная система противовоздушной обороны и вся ве–ликолепная техносфера Вооруженных сил страны были прекрасным Мечом Святогора, способным разить, подобно молнии. Но держать его должна была твердая рука – страна, состоящая из стойких, храбрых людей, беззаветно преданных тысячелетним традициям. Их, именно их, так умело разрушали на протяжении более чем целого века. Теперь надо было остановить разложение, отсечь гнилые части и взрастить самое молодое, самое сильное.

Сергей ненавидел 1970-е, пору своей школьной юности. В них виделось олицетворение Великого Разложения, они казались ему серой, болотной эпохой, затягивающей и душившей все пламенное, искреннее. Время без веры и героев, время скучно-суконных пионерских слетов и лицемерных комсомольских собраний. Казалось, что страна, чей лучший генофонд был выбит страшной войной 1941–1945 годов, обращалась в орех со стальной скорлупой их флотов и армий, но с червивым ядром.

Нет, где-то всадники на сверхзвуковых «стрелах» пронзали пространство и сходились в схватках с врагами. Где-то подлодки, похожие на звездолеты, вели напряженные дуэли с противником в холодных безднах гидрокосмоса. И где-то зрели в белых корпусах наукоградов кристаллы невиданной силы, ядра совершенно новой цивилизации. Но этот мир был спрятан от глаз миллионов советских граждан.

Семидесятые прочно вошли в память Сергея как унылая эпоха. Безрадостные, безликие кварталы блочных и панельных домов. Поблекшие лозунги «Коммунизм победит!», по которым скользили равнодушные взгляды. Пустые прилавки магазинов и водка. Генсек Брежнев, лидер огромной страны, перевалил за семидесятилетие, на глазах превращаясь в склеротическую развалину с дряблыми мышцами лица и чмокающей речью. И казалось, болезни вожака переходят на общество. Улицы городов заполняла масса сограждан: полудлинные прически, бакенбарды, тупоносые ботинки и галстуки-«лопаты», женщины с высокими прическами, все поголовно – в мини-юбках и в туфлях на платформе. Молящиеся на каждую тряпку с за–граничным ярлыком, уставляющие свои квартиры, как святынями, пустыми пачками американских сигарет и пустыми бутылками из-под импортного пойла. На стену, как драгоценное полотно древнего мастера, на долгие годы вешался календарь с голыми бабами, на полупустых книжных полках, под сервантом с хрусталем, как Библия, клался потрепанный товарный каталог «Неккерманн». Его перелистывали гости, млея от фотографий с посудой, джинсами, коврами и магнитофонами…