Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5

Мало есть на свете занятий приятнее, чем путешествие по России зимним путем. Когда погода хорошая. А ежели метель? Преодоление каждой версты обращается в тяжкий, непосильный труд; заблудиться и пропасть возможно совсем неподалеку от станции. Поднялась вьюга — сиди дома, у печки, подкидывай в топку поленья, слушай вой ветра, да моли Всевышнего за тех, коим не хватило ума спрятаться в тепле.

Только вот беда: не было мне досуга ждать! Промедлишь, огорчишь государыню — и все напрасно. Труды и надежды пойдут прахом. Так что гнал коней и людей, невзирая на снежную бурю. В Тверь добрались чуть живые. Дальше, по наезженной дороге, легче стало, да и погода утихла. Приезда в Москву не помню: расхворался. «Шелковую птицу» Семка и бекташевские ребята собирали без меня. Из придворных кругов — ни единого ободряющего знака: словно графа Читтанова нет на свете и сроду не бывало. Даже Иван Шувалов, ведающий ныне высочайшими развлечениями, и тот, сукин сын, не снизошел до личного визита! Камердинера прислал осведомиться. Или на случай неудачи норовит в сторонке занять позицию, или враги мои такую силу взяли, что сам ныне действующий фаворит у них по струнке ходит.

Дня за три до начала поста, слава Богу, сумел встать с постели. Добрался с компанейского подворья к ветхому, полуразвалившемуся царскому дворцу на Воробьевых горах, где предоставили нам каретный сарай для летучей машины. Глянул — и схватился за голову. Осрамлюсь же навеки! Склон достаточно крутой, но весь в кочках. Машина не готова: ребятишки, совсем замученные, только еще шелк на каркас натягивают. Охрипший секретарь из последних сил кроет черными словами бурмистра соседнего села…

— Что стряслось, Сема?

— Так не дает же, сукин сын, мужиков — горку ровнять!

Хитрый управитель согнулся с неожиданною для толстой своей фигуры ловкостью, привычным движением перекрестился:

— Истинный Бог, Ваше Сиятельство, некого дать: которые не на заработках, всех забрали балаганы масленичные ладить, по приказу Ихнего Высокопревосходительства генерал-губернатора Трубецкого!

— Никиты Юрьевича? Ступай, без тебя обойдемся.

Верный мой помощник проводил мужика взором сломавшей ногу лошади, которую вот прямо сейчас застрелят. Пришлось успокоить юношу:

— Толку от него… Да они всем селом неделю проковыряются. А послезавтра уже Прощеное! Тут полк солдат нужен. Перо и бумагу бери, быстро. Пиши…

Через пару минут посыльный ускакал с запиской для генерал-губернатора. Хоть мы с Трубецким друг друга на дух не переносим, рисковать благорасположением императрицы ради соблазна сделать мне пакость сей пройдоха отнюдь не осмелится. Будут солдаты! Осталось только все, что нужно для них, приготовить.

— Теперь старшему приказчику Компании. Прислать лопаты, кирки, топоры — для двух тысяч работников. Котлы кашеварные и провиант для того же числа, на один день. Дрова. Канат пеньковый, тысячу сажен. Смолы пять бочек, паклю и жерди в соразмерном количестве — на факелы. Вина хлебного сорокаведерную бочку… Нет, лучше две. Денег медных… В конторе столько не найти, пусть у купцов наменяет: рублей, хотя бы, полтыщи.

— Пятьдесят пудов, Ваше Сиятельство. Может, серебром?

— Столько разменного серебра найти непросто. А рублевики раздавать — что, один на пятерых? Бог знает, как еще поделят… Нет, лучше медью. Лошадки у него добрые, свезут. О, кстати: саней надо сотню — только не дровней, а с дощатым настилом и бортами.

— Коней крестьянских нанять, или в гарнизонном обозе найдутся?

— Да какие у гарнизонных кони?! Клячи последнего разбора; иные только потому и живы, что своими ногами до живодерни дойти не способны. Крестьянских тоже много не надо: по одной лошадке на трое саней, чтобы порожняком сюда доставить. А тут на руках: дальше двухсот сажен езды не будет. Отвозы артиллерийские взять вместо упряжи, коли сыщутся. Если нету — сами навяжем. Бревен пятивершковых, досок, гвоздей — как на помост, что в деревне ставили. Помнишь, наверно, чего сколько?

— Помню.

— Вот, столько же и напиши. Как закончишь, возьми Алешку и еще кого хочешь, поставьте вешки на склоне. Чтобы к приходу солдат все уже размечено было.

— Слушаюсь!

Рабочие команды от московских полков явились довольно скоро и по моим распоряжениям, не мешкая, принялись за дело. Когда стемнело, зажгли факелы. Выбранные от солдат кашевары разожгли костры еще раньше; через час-другой над огородами села Воробьева поплыл густой приманчивый дух вареного пшена с мясом. Одетые в рванье крестьянские дети голодными зверьками смотрели из-за дырявых плетней. Пожилой секунд-майор с нездоровым цветом лица и красными глазами пропойцы, приведший один из отрядов, хотел было их прогнать, но я остановил:

— Скажи, пусть помогут, коли хотят. До ужина, за кормежку.

Не то, чтоб их слабые руки были мне позарез нужны… К старости мы делаемся сентиментальны, хочется всех облагодетельствовать — а раздавать деньги либо припасы даром означает портить людей. Только за работу, никак иначе.

Вечером дал полтора часа на еду и небольшой отдых. Притомившиеся солдаты подходили к котлам, доставали из-за пазух щербатые деревянные миски… Бедно мы все-таки служивых содержим, оловянная посуда не так уж дорога. Может, начать из белой жести делать? Еще дешевле выйдет, и намного.

Всю ночь работали, словно на войне. Впрочем, я не следил: сил не было бодрствовать сутки напролет, как в молодые годы. Распорядил уроки, да и лег почивать в избе бурмистра. Однако ж, обещание «не обидеть» и две заветные бочки, поставленные на виду для пущего соблазна, сотворили чудо. Мутный февральский рассвет открыл взорам прямую, как ружейный ствол, и достаточно широкую полосу мерзлого грунта, ниспадающую с высокой кручи к Москве-реке. Гарнизонные с ленцой дробили редкие комья, алмазно поблескивающие на изломе кристаллами льда. Я собрал офицеров.

— Господа! Последнее усилие: двести возов снега свалить в желоб, раскатать волокушей и полить москворецкой водичкой. Семен покажет, как выгладить поверхность. Главное — не медлить, а то морозец нынче крепкий.

— Люди измучились, Ваше Высокопревосходительство! Передохнуть бы…

— Пустяк остался — против того, что сделали. Как окончим, стройте народ к раздаче винной порции, каши и хлеба. Вина — двойная чарка, еды вволю. Деньги… Артельщики надежные у вас, не воруют?

— Как можно, Ваше…

— Ну, вот и славно. Как секретарь мой работу примет, пусть к нему подходят с мешками.

Слава Богу, что государыня с перины раньше полудня не встает! Иначе б ни за что не успели. Шкоты, изгибающие хвост, натягивали под звон бубенцов и топот копыт подъезжающего императорского кортежа. Коли по уму, еще бы надо, самое меньшее, дня три на проверку всех сочленений и на привыкание наездника к новой машине. А ежели не спешить — так и неделю. Да где ж ее, неделю-то, взять?! Великий Пост начнется, все забавы — прочь, дабы от благочестивых мыслей не отвлекали!