Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5

Как обязать директориум измышлять и вводить в употребление новые, превосходнейшие против прежних, способы работы? Никак, наверно, не выйдет. Одно дело — исполнять рутинные, регламентом определенные, правила; совсем иное — выдумывать свои, от века небывалые. Два этих занятия требуют совершенно различного склада ума. Селифан Панкратьич на своем месте чрезвычайно полезен: держать в руках столь обширное хозяйство, приводя к единой цели движение разнородных его элементов, весьма и весьма непросто. Вносить на ходу значительные улучшения… Ну, не хватает его на такое. И негде взять человека, коего хватит. Возможно, следует поручить отдельной команде инженеров поиск по всему свету, приспособление к местным нуждам, а коли получится, так и самостоятельное изобретение всяческих полезных новшеств. Подчинение сих людей главноуправляющему следует обусловить категорическим запретом использовать оных для всяких случайных поручений, попросту говоря — на побегушках. Спрашивать надо, как с них самих, так и с управляющего (в части руководства этим департаментом), за решение важных технических проблем.

Беда в том, что на формирование и надлежащую подготовку такого разведочного отряда уйдут годы — а расщедрится ли Создатель на долголетие для графа Читтанова, неизвестно. «Me mortuo terra misceatur igni», часто говаривал император Тиберий. То бишь, после меня гори все огнем. Не повторю эти слова вослед римлянину, ибо судьба начатых дел заставляет переживать и беспокоиться, подобно многодетному отцу, пекущемуся о судьбе потомства. Вот глянут будущие владельцы в расходную ведомость, усомнятся насчет полезности возможных приобретений от дорогостоящих изыскательских работ, да и прикроют все нахрен! Ежели размахнуться слишком широко, всенепременно так и будет. Поэтому цель надо ставить близкую и практическую. Скажем, доведение до ума лейпольдовой огненной машины, дабы уравнять оную по надежности с машиной Ньюкомена.

Хотя в пользу англичанина говорит весьма широкое распространение насосов его инвенции (примерно сотня их действует в Британии, десятка полтора на континенте), никак не могу избавиться от впечатления какого-то врожденного уродства, вывернутости наизнанку этой системы. Ну, как она работает? В объем, заполненный паром, впрыскивается холодная вода, осаждающая оный; сгущение материи создает пустоту, в которую втягивается поршень под влиянием упругости воздуха. У Лейпольда все проще: пар, выходящий из котла, давит собственной силою — кстати, цилиндров в машине два, и движение происходит без пауз, присущих конструкции соперника. Нет непреодолимых препятствий к использованию паровика где угодно: скажем, для вращения токарных станков на заводе или для буксировки кораблей в порту, посредством специального судна.

Однако, розы не растут без шипов. Кожаный уплотнительный манжет, самый уязвимый элемент машины, нуждается в смазке. Ньюкоменов поршень покрыт водою, она и выполняет эту роль. Если из-за плохого сопряжения частей некоторое количество жидкости окажется втянуто в цилиндр, сие действию механизма не вредит. В лейпольдовой машине пар слишком тугой и горячий, он выдавливает воду прочь. Здесь надобны особые приемы.

Если бы дело заключалось в том, чтобы создать один-единственный экземпляр, ценою подобный ювелирным изделиям и требующий при работе, чтобы вокруг него толпою хороводились ученые инженеры, задача не представляла бы особой трудности. Давным-давно, еще при Петре Великом, я такое, собственно, уже сделал. Огненная тележка, сотворенная для государевой потехи, вполне себе ездила — часа два или три. Потом сломалась, и без меня ее никто не смог исправить. Сейчас речь идет о коммерчески выгодном использовании стихии пара, хотя бы применительно к случаю острого сезонного недостатка механической силы. Кое-какие усовершенствования с тех времен, воистину допотопных, были сделаны; на пару месяцев устойчивой работы, с короткими перерывами, осмеливаюсь питать несмелую надежду; но полагаю сие лишь начальным пунктом длительного и многотрудного пути.

Вот на эту дорожку и надо поставить с полдюжины сообразительных и хватких ребят, обученных инженерному делу в Тайболе. Старый завод — это сила! За десятилетия при нем выросла целая гроздь разных школ, от цифирных до инженерных и коммерческих. Два поколения чрез них пропущены. Ежели раньше грамотей, знакомый с математикой и механикой, был редкою птицей и, как правило, заезжим немцем, теперь своих выучили столько, что появился выбор. Незачем далеко ходить: взять здешний директориум, так три четверти, наверно, приехали сюда с берегов Ладоги.

Ну, а поскольку предметом внимания сей команды будет источник силы, подчинить оную лучше не главноуправляющему, а начальнику плотинно-колесного хозяйства. Вместо временного исполнения должности, произвести его в полноценные директоры, а порученный департамент переименовать из гидравлического в силовой и приводной. Справится ли Антипка? Простоват, конечно: дипломат из него никакой. Но железо любит, и честолюбие у парня есть. Стараться будет. Что Пыжов на парнишку зол, не страшно. Без приличного повода не съест: меня убоится. Попробует подловить на ошибках и какие-нибудь мелкие грехи вменить в тяжкое преступление? Так ведь на то и щука в море…

Произойдет ли выгода от сих трудов, и успею ли я оную увидеть — Бог весть. Но стремиться к совершенству необходимо. Navigare necesse est. Кто ищет покой, уподобляется покойникам еще при жизни.

Пока я выводил директориум Южного завода на путь истинный, увезенные мною сельские ребята усердно восполняли пробелы в постижении школьных наук. Не всегда в охотку, иногда и под розгою: корень учения, известно, горек. Таких школяров, чтобы совсем без принуждения обходились, бывает один на сотню, наверно, — и не всегда сии умники оказываются столь же хороши в работе, как были в учебе. Да и миновало уже то время, когда можно было довольствоваться уединенными лампадами разума, светящими во мраке невежества: ныне отыскание новых способов, ведущих к вящему процветанию сложных промыслов, становится делом артельным.

Подобным образом, в части летучих машин Семену Крутикову было указано приготовить из вверенных его попечению отроков такую команду, которая способна окажется испытывать и воплощать мои идеи, высказанные в самой общей и не вполне обдуманной форме. Это для начала; в будущем желательно так устроить, чтобы обходиться вовсе без постороннего водительства.

По-первости, урок сопливым инвенторам поручен был далеко не самый сложный. Артифициальной птице, в присутствии государыни, двора и множества зевак доказавшей способность к полету, не хватало… Ну, если сравнить с настоящими птицами, живыми, не хватало ей лап. Салазки с окованными железом полозьями, скользящие с высокой горы по ледяному желобу, наилучшим образом сообщают летающей машине нужную скорость, однако применимы крайне ограниченно по времени и месту. Потребное им сочетание условий почти нигде не исполняется. В России зима продолжительна и морозна, так рельеф малопригодный, плоский. Телятин холм, близ моего имения, или Воробьевы горы под Москвою — все же недостаточно возвышены. Едва летун оторвет от земли задницу, как ей уже снова угрожают кочки: запаса по высоте считай, что нет! Европа, особенно медитерранская ее сторона, радует крутыми склонами, зато изобилия снега и льда не обещает… Разве, на каком из альпийских глетчеров разгонный желоб построить? К черту: вот уж куда совсем не влечет! Вовсе не чувствую охоты ползать меж промороженных ледяных пиков. Мои старые кости мечтают о ласковом солнышке, изъеденные пороховым дымом легкие просят для дыхания теплого морского бриза… Главное же, в горах возвращение летучей машины на твердь грозит превратиться в неразрешимую проблему. Ровную площадку не вдруг найдешь, а нашедши — попадешь ли еще на нее?! Жаль будет ребятишек, ежели убьются.