Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5

— О Крыме, Алексей Петрович, сто раз говорено. — Дабы иметь возможность хоть на чем-нибудь согласиться, сей вопрос следовало отстранить. — Что касается американского берега, необходимо нужного для пушного промысла, он будет состоять во владении Камчатской компании, а не собственно государства. Не верю в нападение на компанейские фактории армий и флотов первостепенных держав; но даже и в этом, едва ли вероятном, случае никакого урона престижу империи не ожидаю. До какой грани поддерживать интересы своих промышленников, никто Ея Императорскому Величеству предписывать не вправе. Зато Ваша коллегия, несомненно, окажется в выигрыше, получивши еще один предмет для торга с европейскими партнерами.

— И Вы, Александр Иванович, всерьез надеетесь, что пушные звери окупят все расходы по завоеванию столь обширных земель?

— Почему «завоеванию»? На что я действительно всерьез надеюсь, это на мирную и взаимно выгодную торговлю с туземцами. Возьмите за образец английскую Гудзон-Бэйскую компанию. Что касается компанейских войск, тут должно быть нечто среднее между Гудзон-Бэйской и Ост-Индской, поскольку в нашей компании совмещены оба их промысла. К ним, по времени, может добавиться третий, коли государыне будет угодно сие дозволить.

Разумеется, женское любопытство не подвело, и Елизавета, как и было рассчитано, спросила:

— Какой третий промысел, граф?

— Металлы, Ваше Императорское Величество. Золото, серебро. Желаете — можно и в казенной монополии оставить…

— А что, там есть золото? И Вы молчали?!

— Есть ли там золото, или его нет, об этом можно только строить предположения. Никаких сведений о наличии благородных металлов в отведенных Компании землях покамест не поступало. Но я совершенно уверен в наличии оных.

— Почему?

— В горных местностях, где имеются выходы минералов, богатства натуры изначально, от сотворения мира, были распределены более-менее равномерно. Просто за минувшие века и тысячелетия в тех странах, где обитают цивилизованные народы, многие из них уже вычерпаны. Самые богатые — точно вычерпаны. Там же, где обитают дикари — сокровища лежит праздно, нетронутыми и часто ненайденными. Испанский и португальский опыт в Новом Свете подтверждает сие наилучшим образом, ибо там почти повсеместно в изобилии находили серебро. А местами — и золото. В части Америки, на которую я нацеливаюсь, продолжаются те же самые горные хребты. Ежели в южной их половине имеются многие десятки серебряных и золотых рудников, то почему северная должна оказаться пустою?!

Несложная логика сего рассуждения оказалась вполне доступна женскому уму. Голубые глаза Елизаветы обрели мечтательное выражение. Канцлер вторгся с грубою прозой жизни:

— Отнимут, Александр Иванович! Как найдется золото, так сразу же землю и отнимут!

— Кто отнимет? Если какие разбойники, то против них компанейского войска должно хватить. А ежели великие державы, то сей вопрос — в ведении Иностранных Дел коллегии!

Повернув руки ладонями кверху, я словно бы передал нечто собеседнику. Он не сразу нашелся с ответом, и этот круг игры остался за мною. Но резолюция по докладу все-таки оказалась отложена. И вопрос Крыма снять не удалось. Не удалось уже потому, что установление действительной власти над сим полуостровом и освоение американских побережий планировалось возложить на плечи людей одного и того же разряда. Что делать: в России слишком мало вольных!

Еще до войны Шувалов, с моей подсказки, пытался инспирировать указ о дозволении Камчатской компании нанимать в свою службу казаков и ландмилицких солдат. Прожект поступил в Сенат — но там старички согласились только на казаков. Из них желающих нашлось очень мало, потому как Охотск и Камчатка имеют в народе крайне дурную репутацию: место ссылки, голодное, холодное и вовсе лишенное привлекательных сторон. Чаще всего, вызывались гультяи, которые пропились догола и под хороший задаток согласились бы ехать хоть в ад, — только таких уже мои приказчики заворачивали. В колониях нужны крепкие и серьезные люди, а не всякая шелуха. Больше из крепостного состояния выкупали, ежели находились годные. Так это ж сколько денег потребуется, когда придет время тысячами колонистов возить?! Кроме того, военные умения для переселенцев более, чем желательны.

Невзирая на все хлопоты, мои и Петра Ивановича, до окончания турецкой войны пропихнуть нужный указ возможности не нашлось. Мы, впрочем, не давили сверх меры: ландмилиция была нужна против Крыма. Сие ханство, даже в урезанном виде, являло собой немалую силу, хотя за все время войны никак не повлияло на ее ход. Правда, и ландмилицких войск со мною на Дунае не было. Так в шахматах случается, когда две равносильных фигуры связывают друг друга, совершенно выводя из игры. Потом война кончилась. Но полки на Перекопе — остались.

На первых порах моя потребность в людях была не весьма велика, сравнительно с численностью поселенных войск. Все равно, в глазах сенаторов чрезмерное упорство выглядело бы весьма неприлично: как противопоставление собственного приватного интереса важнейшим целям империи. Остынет, хоть немного, вражда с татарами — тогда никто не посмотрит косо, что некоторое число солдат отправится в заморские владения. До возвращения «Луки» спешить совершенно было некуда. Зато теперь… Теперь время поскакало, как конь — галопом! Требовалось срочно найти решение сей проблемы.

Надо сказать, что крымские дела находились тогда в центре внимания публики. Везде, от аристократических гостиных до дешевых трактиров, слышались рассуждения о новообретенной провинции и о том, правильно ли граф Читтанов поступил, учинив татар вольными. Многие утверждали, что граф сделал глупость и что всех магометан следовало выселить к туркам, — причем так говорили не одни лишь трактирные политики. Особо воинственными выглядели лейб-гвардейцы: не те, кои подали рапорты и отправились в армейские полки, чтобы участвовать в войне, а пересидевшие ее в Санкт-Петербурге. Пока я валялся больным в Силистрии, канцлер тоже успел высказаться в этом духе; потом от него подобного не слыхивали. Все же он далеко не глуп, и понимает: излишество в требованиях могло затянуть войну еще на много лет. Сам же требовал скорейшего заключения мира! Однако, чем дольше продолжалась крымская безурядица, тем больше истощалось терпение императрицы и тем охотнее прислушивалась она к суждениям неразумной толпы. Успокоительные разговоры оказывали все меньшее действие.

Однажды, в очередном заседании комиссии по иностранным делам, Бестужев снова поднял дело о Крыме: нарочно в присутствии государыни. Мол, бездействие наше в установлении действительной власти над приобретенным от турок берегом служит к посрамлению России в глазах всего света. Новые подданные припадают к ногам Ея Величества, моля о защите от ярости магометан — а мы ничего не делаем! Я уже знал, что мои тайные враги устроили приезд в Санкт-Петербург депутации крымских греков и по церковным каналам связали оных с духовником императрицы. Учитывая набожность Елизаветы, с возрастом все более углублявшуюся, напрямую противиться сей интриге представлялось неплодотворным и опасным.