Андрей Шопперт - Вовка-центровой - 2 [СИ]

– Фомин. Ты переодевайся и дуй домой, я скажу, что ты плохо себя почувствовал, – отведя его к двери, приказал Чернышёв.

– Аркадий Иванович, давайте подождём. Нельзя проигрывать, даже ничья нас от второго места отделит. Нужна обязательно победа.

– А Сталин Василий Иосифович?

– Скажу, что не пойду. Мне ведь только шестнадцать.

– Ладно. Сиди.

Зря сидел. Ещё раз обменялись голами в третьем тайме и всё. Всё интересное случилось после игры. Ожидаемо. Первым в раздевалку, практически вместе с командой, завалился тоже далеко не трезвый генерал-полковник Аполлонов с адъютантом.

– Молодцы! Орлы! Тёзка, дай тебя обниму, – и повис на Чернышёве, тот на коньках, да и так выше ростом. Немного шкодная картина.

– Спасибо, товарищ генерал, – тренер даже назад прогнулся, чтобы не упасть, на бетоне ведь стоял и на коньках.

– Васька, – Аполлонов повернулся к адъютанту, – выдавай премию. По сто рублей вам выпишу. Классно об…

Тут в раздевалку и товарищ младший Сталин зашёл. Оглядел всех. Зам министра МВД не вытянулся по струнке, но подобрался. Остальные точно вытянулись. Вовка попытался бочком протиснуться за спину Бочарникова, рядом с которым стоял.

– Этот? – Василий Иосифович ткнул пальцем в Фомина и повернулся к пришедшему с ним полковнику.

– Так точно, товарищ генерал! – и пьяно покачнулся, расплылся в улыбке.

– Хорошо играл, жаль не за мою команду. Хочешь лётчиком стать? – пьяный, а речь вполне связная и взгляд осмысленный.

– Мне всего шестнадцать лет, – помотал головой Вовка.

– Ух, ты?! Правда что ли? – повернулся к Чернышёву.

– Так точно, товарищ генерал.

– Подождём. Андрей, запиши его данные, как восемнадцать исполнится, в армию заберём, – ткнул пальцем в адъютанта и вышел, не прощаясь, из раздевалки.

Тишина ещё долго стояла, даже после ухода полковника Андрея.

Протрезвевший почти Аполлонов прокхекался, наконец, и пожав руку Чернышёву повернулся к Вовке.

– Выйдем.

Вышли. Генерал вдруг финт ушами изобразил. Подошёл и обнял Фомина по-отечески, к груди прижимая.

– Молодец! И за игру и за ответ …лётчику. Только вот, что теперь с документами делать? – Аполлонов отстранился и вопросительно посмотрел на пацана шестнадцатилетнего. Совета от него дожидаясь.

– Придётся оставить мои документы в прежнем виде. Третьяков пусть милиционером будет, а я пока стипендию от общества получать буду.

– Сдохнешь с голоду на той стипендии. Ну, не сдохнешь, но тебе расти ведь надо. Мясо там жевать – пережёвывать. Нда. Задача. Ладно, Фомин. Я подумаю. Ты сейчас со мной поедешь. Давай переодевайся, я тебе тогда твои документы верну и Третьякова новые. С Натальей ещё позанимаешься, она сегодня пятёрку по английскому получила. Скоро придёт из музыкальной школы. Как раз поужинаешь у нас. Давай быстро переодевайся, я тебя в машине жду.

Как люди, причём всякие ведь шишки, ездят в «Победах» зимой. Холодина страшная. Дует из всех щелей, бензином воняет и страшная холодина, а говорил уже. Печки ведь нет, как и подогрева сидений. У Фёдора Челенкова «мерин» был в той жизни. МЛ – 350. Умная, заботящаяся о хозяине, машина. И вот это. Ещё ведь и роскошь «Победа» на сегодняшний день. Простой человек и не купит. Стахановым нужно стать.

Так, под стариковское брюзжание комсомольца и доехали. Ничем ужин от прошлого не отличался, только вместо антрекотов была печень говяжья по-строгановски (почти), а вместо картошки гречка. Очень вкусно и порцию специально для Вовки огромную подали.

Наталья была в платье фланелевом и кофте. В доме было холодновато, на улице похолодало и в квартире тоже. Нет автоматики, поддерживающей одну температура. На диване в гостиной, куда отправились пить чай, и где Вовка ещё не был, сразу бросались в глаза три вещи. Дорогое немецкое пианино. Чёрное, с золотом надписи и отражениями света от, без единого пятнышка, лака. Ещё был саксофон, лежащий на диване. Маленький. Они ведь как-то разделяются, насколько Фёдор помнил? Это альт, должно быть? И на стене висела точно такая же гитара, что подарил военный Вовке в первый день его пребывания в этом мире, в больнице. Рука сама потянулась.

– Ты, Володя, играешь на гитаре? – заметила его жест мама Маша, как про себя её обозвал Вовка.

– Немного.

– Сыграй! – Наталья вскочила на кресло и потянулась за гитарой.

Ох, блин. Ослепнуть что ли? Умеет создатель красивые ножки создавать.

Гитара была настроена. Кто-то играет? Чуть, всё равно, поправив, Вовка перебрал струны, думая, что бы спеть. И тут хулиганская мысль пришла в его бестолковку. Он тронул струны и начал:

Может и не Дима Билан с «Лейся Песнями», но ведь вещь-то для сорок восьмого года убойная.

Женщины плакали. Генералы тоже.

Маленькая интерлюдия (политики в книге не будет, но эта вставка нужна)

Молотов Вячеслав Михайлович – Министр иностранных дел СССР посмотрел на Сталина и протянул двум стоящим в кабинете вождя мужчинам в «просторных» серых пиджаках бумагу. Пиджаки были разные. У того, что помоложе с зачёсанными назад длинными волосами, что приоткрывали намечающиеся залысины, он был в узкую полоску вертикальную. Звали хозяина полосато-мешковатого пиджака Николай Николаевич Романов, и был он Председателем Всесоюзного комитета по Делам Физической Культуры и Спорта при СМ СССР. Молодой совсем. Всего тридцать пять лет. Только пару месяцев назад, уже, будучи председателем комитета, сбросил с плеч другие погоны – секретаря ЦК ВЛКСМ по работе среди школьной молодёжи и пионеров. Занимал Николай Николаевич этот пост уже третий год и решал и небезуспешно поставленную ему ещё в 1945 году задачу – вывод советского спорта на международную арену. Одним из шагов в реализации этого плана было развитие в стране видов спорта, входящих в программу Олимпийских игр. Среди этих видов был и «канадский хоккей» или хоккей с шайбой.

– Гдэ этот Санкт – Мориц? – Сталин не курил, просто пустую трубку держал в руках, изредка намереваясь её в рот засунуть, но, не донеся до губ, одумывался. Пустая же.