Андрей Шопперт - Вовка-центровой - 2 [СИ]

– Извините. Нам бы повидаться с Татьяной Семёновной.

– По какому вопросу? – богини они всегда смотрят свысока. Или это муза? Эвтерпа, вон у неё томик Есенина на столе.

– Нам назначено! – и палец к губам … Не так, как Аршавин показывает. А как Дуглас какой в ствол револьвера огромного калибра дует.

Эвтерпа потянулась к телефону, подозрительно оглядывая двух непонятных молодых людей.

– Татьяна Семёновна, тут вас молодые и странные люди спрашивают. Говорят, что вы им встречу назначили, – ввернула шпильку, победно поверх очков посмотрев.

Положила трубку на чёрный телефон, по которому ещё Бухарин говорил, когда тут Конституцию писал.

– Сейчас заведующая спустится.

Спустилась.

Много есть ценителей женской красоты. Все по-разному и разное ценят. Про цвет волос не будем. Тут ведь как. У кого жена блондинка, ну или подруга, того вечно тянет на брюнеток, а счастливые обладатели под боком брюнеток обязательно сворачивают шеи на блондинок. Остановимся на фигуре. А, нет. Тут не то же самое? Тут всё, как бы, то же самое, а на самом деле совсем не то же самое. Вот есть ценители женской красоты, которые уверяют, что женская грудь должна влезать в ладонь. Наслушались их всякие разные Донателлы Версаче, Дольче с Габбаном, Пьеры с Карденом, Пако Рабаны, Карлуша Лагерфельд и как давай шить одежду для вешалок. Сошьют, повесят на манекенов-манекенщиц и распространят слухи, чтобы это продать, что женщина должна быть с плоской грудью. Понятно. На нормальный бюст шить не умеют, там вытачки всякие нужны, а тут балахон по краям прихватил и стриги капусту.

Фёдору Ивановичу Челенкову одноладошницы не нравились. Лучше, если можно двумя ладонями прикрыть. А ещё лучше – тремя. Вот есть ведь Анна Семёнович. Всё у неё на месте. И лицо, и глаза, и то место, куда глаза сами опускаются. И талия, тоже, как ни странно, на месте. Вот навстречу она и шла. Вовка сразу понял, что строгая, в смысле в строгом чёрном костюме, женщина молодая с фигурой Анны Семёнович и есть искомая заведующая третьим залом Татьяна Семёновна.

Ужель та самая Татьяна? Так и хотелось продекламировать. Женщине было лет под тридцать, Вовка сразу глянул на … Нет, на палец. Кольца не было. А нет, есть, но на другой руке. Предположить, что Татьяна Семёновна католичка, можно было, что-то шведское в её золотой головке было, но, скорее всего, всё же вдова. И муж сгинул на этой страшной войне. Ц… Сразу и игривое настроение у Вовки исчезло.

– Ты Наташа Аполлонова? – проигнорировала восходящую звезду канадского хоккея красавица.

– Да, – школьница серьёзно кивнула. Нет. Почти нет ещё золотой молодёжи. По крайней мере, эта точно не из них. Вон, стесняется, что папа за неё тут похлопотал.

– А вы с Наташей? – всё же удостоили взгляда. Эдакие пыльные серые глаза. Шарм ушёл окончательно.

– Мы с Наташей, – Вовка кивнул головой, здороваясь. – Я – Владимир.

– Пройдёмте, молодые люди. – Заведующая третьим залом уверенно стала подниматься по лестнице, По правилам этикета именно в этом случае женщин пропускать вперёд не следует, но зав решительно шагнула на лестницу, поднимающуюся на балкон, и Вовка вынужден был подниматься за ней.

Лёгкий аромат духов заставлял поднимать голову, а поднятая голова упиралась взглядом в округлые формы. Шарм снова появился. Да, ещё какой. Не отдыхала природа на заведующей. Осиная талия, и Гурченко позавидует, и вполне себе сформированные формы. И прямо ведь перед носом. Крутая лестница. Поднялся Фомин на балкон в «приподнятом» … настроении.

За рядами книжных полок наметился проход и они, ведомые строгой белокурой заведующей, протиснулись в него. Потом поворот опять между полок, потом ещё один. Назад самому и не выйти. Всё это источало свойственный только старым библиотекам запах. Его даже описать невозможно. Пыль. История. Сопричастность. Пахнут ли великие мысли, превращённые в чёрные буквы на белой бумаге? Пахло временем.

Дверь была под стать полкам. Старинная, резная из чего-то типа морёного дуба, почти чёрная и толстенная. И стол за дверью был из этого же набора очень тёмно-коричневый и огромный. Родственник Резолюту, только орла не было. На краю этого монстра стояла стопочка папок и даже сверху две книжки.

– Вот вам подобрали материал. Можно поинтересоваться, на сколько минут вы, девушка, планируете доклад? – ткнула строгая дама в стопку материалов на столе.

Наташа поплыла. Не готова была к такой встрече и к такой горе материала. Заморгала испуганно.

– Минут на пятнадцать, – пришлось Вовке вмешаться.

– Хватит тогда. Вопросы есть или приступите к работе? – и глазами, вдруг переставшими быть пыльными, и, ставшими насмешливыми, юных историков оглядела.

– Про золото Колчака спрашивать не будем и про вывезенное царскими родственниками тоже. Интересны скорее отдельные там графья да князья, купцы миллионщики, – Вовка взял верхнюю книгу из стопки в руки.

– Знаете, ребята, я перед самой войной выбирала материалы по тем ценностям, что вывез Врангель, так и знала, что спросите. Вот листочек подготовила. Врангель вывез огромное количество ценностей, в основном церковных. И в наших архивах сохранилась история, как в 1922 году группа американских миллионеров осмотрела вывезенное. Купить хотели. Опасаясь огласки, они заявили, что камни из окладов икон необходимо вынуть, а все золотые вещи превратить в лом. За дело взялись офицеры Русского общевоинского союза (РОВС). Это недобитые белогвардейцы. Так сорок человек занималась этим два месяца, по итогам которых были затарены 700 ящиков по 15 пудов каждый, всего – больше 10 тысяч пудов. Если на килограммы перевести, то получится чуть не сто семьдесят тонн золота. Американцы купили всё это за 50 миллионов франков, переданных лично Врангелю. А вот что стало с драгоценными камнями неизвестно. Подумайте, сколько можно было бы приобрести нашей стране заводов или продовольствия во время неурожая тридцатых годов. Я представляю себе, как выглядят оклады икон и другая церковная утварь, там огромное количество камней, и думаю, что сумму за золото можно смело удвоить, если камни забрали эти же миллионеры из САСШ. – Зав залом обвела Вовку с Наташей серьёзным взглядом и, обозначив лёгкую улыбку, продолжила. – Полезное дело ты, Наташа, хочешь сделать, если твой доклад мне понравится, то может, мы его даже в слегка отредактированном виде опубликуем в … скажем в «Комсомольской правде». Всё. У меня сейчас совещание. Оставляю вас на час.

– Подождите секундочку, Татьяна Семёновна, а сколько вообще эмигрировало человек из царской России, – остановил женщину Фомин. Любопытство просто. Никогда не знал размеров той трагедии.

– Американский Красный Крест называет цифру в один миллион девятьсот шестьдесят шесть тысяч человек. Безусловно, кто-то из них смог вывезти некие ценности. А кто уехал между февральской и октябрьской революцией, тот мог и очень приличные деньги, и ценности вывезти. Всё ребятки, бежать надо, – и ведь убежала. Роскошно переставляя чёрные туфельки. И учить, как вешалок, походке по подиуму не надо. И так всё как надо двигалось. Знойная, блин, женщина, мечта поэта.