Виктор Тюрин - Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия [сборник litres]

– Сгинь, нечистая сила, сгинь, нечистая сила…

Только сейчас до меня дошло, что это тот самый экипаж, на котором нас сюда привезли. Я кинулся к нему, но кучер, выйдя из ступора, хлестнул кнутом лошадь и экипаж растворился в темноте. Еще с минуту был слышен затихающий вдали цокот копыт, после чего наступила тишина. Кто-то вздохнул. Я резко повернулся. За моей спиной стояла девушка.

– Придется пройтись пешком, Мария Владимировна. Вы как?

– Со мной все хорошо, но только, ради бога, давайте уйдем отсюда как можно скорее.

Не успели мы пройти и ста метров, как ее начала бить крупная дрожь.

– Накиньте мой пиджак.

Она резко затрясла головой и сделала шаг в сторону.

«Что это с ней?»

Только теперь стало заметно, как она старается держаться от меня как можно дальше. Впрочем, мне нетрудно было понять, что это была реакция на «гладиаторские бои» в подвале.

«Интересно, а как бы ты сам отреагировал на подобное?» – задал я сам себе этот вопрос, но спустя несколько секунд понял, что для меня он не имеет смысла.

– Сейчас мы поедем в гостиницу, в которой я сейчас проживаю. Она, конечно, не хоромы вашего дядюшки, но вполне сносная. Поживете там пару дней.

– Зачем это?! Я могу снять номер в приличной гостинице!

– Как хотите, но если вас продолжат искать, то будут искать именно в таких местах. Впрочем, это ваше дело. Вы девушка самостоятельная…

– Еще раз извините меня, Сергей Александрович. Сказала, не подумав. Вы правы.

– Закрыли вопрос. Так вы, оказывается, были замужем?

– Вы этого не знали?

– Нет. Да и зачем мне подобными вещами интересоваться? Мне вполне хватало знать, что на свете существует красивая девушка по имени Маша.

– Странно. Так вы не знали о том, что я очень богата?

– Нет.

– Значит, там, на балу…

Она замолчала. Какое-то время я ждал продолжения, но когда понял, что его не будет, продолжил разговор сам:

– Я вообще странный человек, поэтому не сильно обращайте внимание на мои… гм… чудачества.

Она только бросила на меня вопрошающий взгляд, но ничего говорить не стала, при этом ее лицо оставалось несчастным и задумчивым.

«Ты хоть бы мозгами шевелил изредка, кретин. Это же надо такое ляпнуть! Убил трех бандитов голыми руками и назвал это чудачеством. Догадываюсь, что она сейчас про меня думает».

Спустя несколько минут она подтвердила мои мысли:

– Вы били их так, чтобы убить. Без жалости. И сейчас не испытываете по этому поводу никакого сожаления.

Нет, она не ждала ответа, так как даже не посмотрела на меня, чтобы понять, как я отреагирую на ее слова. Просто сказала, глядя перед собой, и ее слова прозвучали словно приговор.

«Благородного рыцаря из меня не получилось. Придется переучиваться на маньяка-убийцу».

Так мы и шли, молча и не глядя друг на друга, пока прямо на нас из-за угла не выехал свободный экипаж.

– Извозчик! Стой!

– Куда прикажете ехать, барин?!

– Мария Владимировна, скажите адрес вашего дядюшки, – наткнувшись на ее недоуменный взгляд, пояснил: – Успокоим профессора, а вы заодно возьмете необходимые вам вещи.

Мне подумалось, что знакомая обстановка ослабит ее напряжение, но этого так и не случилось. Во время короткого разговора с дядюшкой она говорила невпопад, затем судорожно металась по комнатам, собирая вещи. Антон Павлович, когда увидел мою разбитую голову, позвонил своему приятелю врачу, и тот согласился принять необычного пациента в неурочное время, поэтому из-за всех задержек мы приехали в гостиницу только около часа ночи. Я заказал чай. В номере у меня были сушки и вишневое варенье, баночкой которого меня как-то одарила жена отца Елизария. Сели за стол. По неподвижному и бледному лицу Марии Владимировны чувствовалось, что та до сих пор находится в шоке. Да еще мысли путает непонятный человек, который пару часов тому назад совершил тройное убийство, а сейчас сидит как ни в чем ни бывало и сушки размачивает в горячем чае. Я видел, что Маша совсем запуталась, пытаясь понять, кто я такой: благородный рыцарь или подлый убийца?

– Пейте чай, а то остынет.

– А… Да. Спасибо. Пью, – она автоматически взяла чашку, сделала глоток и поставила ее на стол с отсутствующим видом, снова забыв о ней.

– Может, вы ляжете, Мария Владимировна? И время уже позднее.

– Нет. Нет! Не хочу оставаться одна, – она бросила на меня жалобный взгляд. – Давайте поговорим. Хорошо? Бедный дядюшка! У него даже голос дрожал, когда он со мной разговаривал. Вы сказали ему, чтобы он сообщил в полицию про тот страшный дом?

– Да. Думаю, завтра утром полиция разберется, кому он принадлежит.

– Знаете, мне давно хотелось съездить за границу, но все никак не могла решиться. Да вот несчастье помогло. Теперь поеду… – При этом она попыталась улыбнуться, но лучше бы она этого не делала. Уголки рта дрогнули, и она зарыдала навзрыд. Я просто смотрел на ее вздрагивающие плечи, на сбившиеся волосы, на лицо, спрятанное в ладонях, но делать ничего не стал. Какой смысл утешать человека, которому ты неприятен.

– Мария Владимировна, успокойтесь. Все закончилось. Поедете за границу, получите много новых и ярких впечатлений, после чего сегодняшний кошмар забудется как дурной сон.

Спустя какое-то время рыдания прекратились и перешли во всхлипывания, потом она убрала ладони и, глядя куда-то в сторону, стала вытирать влажные глаза платком. Встала, подошла к зеркалу, горестно вздохнула, поправила волосы, потом воротник платья, после чего вернулась и села за стол.

– Вы сказали: забудется. Нет. Это на всю жизнь, Сергей Александрович. Как шрам, только не на лице, а в душе. Я даже подумать не могла, что нечто подобное со мной может произойти! – хотя ее голос подрагивал, но следов истерики в нем не было. Она подняла на меня глаза. – Господи! Я ведь вас толком даже не поблагодарила. Большое вам спасибо!

– Не за что, Мария Владимировна!

– Знаете, вот вы сейчас сидите и с аппетитом чай пьете, а ведь недавно вы… Скажите мне правду: вы же не собирались их щадить?!

– Или я их, или они – меня.

– Да! Я понимаю, вы не такой, как они! Вы убивали во имя спасения. Вы спасли мне честь и жизнь! Я это ценю и очень вам благодарна! Знаете, тогда в парке вы встали на защиту моей чести, а сейчас рисковали жизнью, чтобы спасти меня… А я…

– Можете не продолжать, Мария Владимировна. Мне все понятно. Я вам нравился, вы мне нравитесь, но между нами ничего не может быть. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Я все правильно изложил?

– Да… Но вы как-то это резко… сказали. Наверное, обижаетесь на меня? Извините, ради бога! Вы спасли меня, а я… Извините меня, мысли путаются… и я просто не знаю, что говорю!

– Все будет хорошо. Вы, главное, успокойтесь.

Какое-то время мы сидели молча, затем, чтобы разрядить напряженную, давящую на нас обоих атмосферу, я спросил: