Виктор Тюрин - Смерти вопреки: Чужой среди своих. Свой среди чужих. Ангел с железными крыльями. Цепной пёс самодержавия [сборник litres]

– Господа и дамы, позвольте забрать чуточку вашего внимания! – Когда установилась тишина, я достал из внутреннего кармана конверт, после чего протянул его Наташе: – Большой сюрприз! С днем ангела тебя, сестренка!

Все напряженно ждали, пока Наташа распечатает конверт, а затем прочитает письмо. В полном молчании прошла минута, вторая… Вдруг на ее глазах наворачиваются слезы, она вскакивает, резко отодвигает стул, а затем кидается ко мне. Такой реакции никто, и я в том числе, от нее не ожидал. Обняв меня, она зарылась лицом мне в жилетку.

«Блин! Что же там эта… написала?!»

– Наташа! Ты что?!

– Она пишет, что ты спас ее жизнь и честь! Ты подвергался смертельной опасности?!

– Ты что, глупенькая! Ничего подобного! Она просто преувеличила мои заслуги! Решила изобразить меня героем! Пустые женские фантазии! Ты лучше расскажи, что она там еще пишет!

– Не уходи от разговора, Сережа! Я хочу знать, как все было, потому что она пишет, что пребывала в смертельной опасности!

«Ну, писательница! Надо было сначала письмо самому прочесть! Так кто ж знал!»

– Давай поговорим как-нибудь потом, а за это время я постараюсь вспомнить все подробности смертельной битвы, а то они что-то стали забываться. – Наташа только открыла рот, чтобы что-то сказать, но я не дал ей говорить. – Так что там, в письме, больше ничего не написано?

– Написано! – сердито воскликнула она. – Там написано, что она дарит нам квартиру!

Тишина тут же взорвалась десятками вопросов:

– Наташа, где ты будешь жить?! Она большая?! Какая ты счастливая!

В следующее мгновение на хмуром лице сестры расплылась счастливая улыбка.

– Девочки, вы не поверите! Пять комнат!

– А где?!

Когда сестра назвала улицу, по кабинету прошла новая волна восторгов, после чего тут же начали строиться планы по поводу новоселья. Они даже втянули в эти обсуждения Алексея, которого хотели заставить сделать им праздничную иллюминацию.

Нетрудно было заметить, что, несмотря на одинаковый у нас с Луговицким возраст, подруги сестры обращались с инженером довольно фамильярно, а вот в отношении меня придерживались четкой дистанции, словно в их компанию затесался пожилой и солидный господин.

На следующий день, возвращаясь из Публичной библиотеки, я вдруг неожиданно увидел Лешку, сидевшего на лавочке возле гостиницы. Стоило ему меня увидеть, как он сразу подбежал ко мне.

– Дядя Сережа! Здравствуйте!

– Привет, парень! – я быстро оглядел его. Чистая рубашка. Ботинки хоть не новые, но крепкие. – Соскучился?

– Нет, дядя Сережа. По делу пришел.

– Так, может, пойдем ко мне, почаевничаем?

– Нет. Мы сейчас по-быстрому все сладим, – с этими словами он полез в карман и вытащил тряпицу, затем развернул и показал мне. У него на ладошке лежало простенькое серебряное колечко с прозрачным камушком.

– Это тете Наташе в подарок. На день ангела.

– Почему не пришел, не спрашиваю, хотя мы тебя ждали, – я взял колечко, покрутил его и, припустив радости в голосе, сказал, как можно более естественно. – Наташе оно понравится. Приходи как-нибудь в обед.

– Спасибочко за приглашение. Только вы не думайте ничего плохого. Колечко я у Матрены Лузгиной купил. У них лавка в Сенном переулке. Она сказала, что оно обязательно понравится. Так я пойду?

– Погоди минутку. Расскажи хоть, как ты живешь? К отцу Елизарию в школу ходишь?

– Не хожу. Времени нет. Иногда по делам отца бегаю. Нет, вы ничего такого не подумайте! Я работаю. Большую часть дня в «Рюмке» буфетчику Сеньке помогаю.

– Вам бы уехать с отцом отсюда. Страна большая, может, и найдете себе место.

– Да я сколько раз отцу так говорил, а он мне в ответ: без денег мы ничто и звать нас никак! Правда… у меня появилась надежда… – несколько мгновений он сомневался, говорить мне или нет, но в какой-то миг желание выговориться перевесило, и он продолжил: – На днях… я уже засыпал, как в дверь постучали. Отец открыл. Пришел Червонец с каким-то мужиком. Поднявшись с кровати, я прильнул к щелочке между занавесями. Второй был рыжий мужик в золотых очках. Он принес план банка и стал рассказать отцу, как его можно ограбить, а на следующий день батя мне и сказал: «Все, Лешка! Скоро заживем, как люди!» Не знаю, как оно будет, дядя Сережа, но я третий день молю Господа, чтобы все было хорошо и мы уехали отсюда далеко-далеко!

Какое-то время мы молчали, потом я сказал:

– Ладно, Лешка. Твоему отцу ничего желать не буду, а тебе – удачи в жизни!

– Спасибо, дядя Сережа, на добром слове! Ну, я побежал!

«Интересно, что мне с этой новостью делать? А! Пусть все идет, как шло!»

Несмотря на сложившиеся отношения с сестрой, меня устраивала жизнь одиночки, поэтому я не торопился переезжать на новую квартиру. Хотя переезд имел свои весьма весомые преимущества. Во-первых, удобства. Ванна из полированной меди на толстых ажурных ножках с душем и теплый ватерклозет. Вторым фактором стал неожиданно прорезавшийся кулинарный талант сестры. В первый обед сваренный ею борщ оказался выше всяких похвал. Густой, душистый, наваристый. Съев две большие тарелки вкусного варева, я сказал ей:

– Все, сестренка, не будет тебе никакого мужа. Не собираюсь ни с кем тобой делиться, сам буду есть твои кулинарные изыски.

– Я и не говорила о замужестве!

– Не говоришь, зато думаешь! Или скажешь: не так? – и я уставился с хитрой улыбкой на сестру.

– Нет – не так! – резко ответила она, залившись краской.

– Почему тогда щечки краснеют? Ой! Совсем красные стали. И ушки тоже!

– Ты… Ты просто… невозможен! – После чего она схватила со стола мою грязную тарелку и убежала с ней на кухню.

Теперь три-четыре раза в неделю я приезжал к ней обедать. Вот и сегодня приехал на разрекламированный сестрой необычайно вкусный суп с клецками. Открыл дверь, вошел, готовый к тому, что сейчас прибежит Наташа и прямо в прихожей вывалит на меня ворох свежих новостей, но вместо этого я вдруг услышал со стороны столовой тихое хлюпанье.

«Так-с. Что у нас сегодня? Суп пересолен или котлеты подгорели?»

Войдя в гостиную, увидел сидящую за столом Наташу с красными мокрыми глазами. А главное, стол был не накрыт, что означало: обеда может и не быть.

– И что это значит?

– Алексей хочет уехать. Совсем. Из города.

– Что за срочность?

– Это тайна.

– Ты мне толком можешь сказать, что произошло?!

– Не могу.

– На нет и суда нет. Тогда давай будем обедать.

– Ты бесчувственный человек! От тебя я никак не ожидала такого! Как ты можешь набивать живот, когда…

Вдруг неожиданно послышались шаги, и из кухни появился Луговицкий. Он выглядел смертельно усталым – под измученными глазами набрякли мешки, щеки покрывала двухдневная щетина. В руке он держал скрученную газету. Я нарочито медленным взглядом обвел его с ног до головы и только затем спросил: