Виктор Сиголаев - Шестое чувство [litres]

Да-да, и барин решил, что не стоит впрягать в неприятности своего холопа.

Извини, Сашка – не «холопа», конечно. Вольного казака!

Пусть казак и остается… вольным.

Обстоятельства поменялись, и на острие атаки, задуманной Аниськиным против рекрутской системы Трафарета, все же должен быть я, собственной персоной. И по возрасту старше, и физически подготовлен лучше, и… да к черту осторожность! Наркотики – это зло. Причем зло подлое, хитрое и абсолютно бесчеловечное. А те, кто на этом зле еще и делают свой навар, – вообще не имеют права безнаказанно находиться на белом свете. Отыщем мозговой центр и… – на съедение Аниськину, раз милиция сквозь пальцы смотрит.

Я поднял руку.

– Виктор Петрович! Можно выйти? Мне очень надо.

По рядам студентов свежим ветерком пробежал оживленный шум. Устали уже слушать нравоучения, хотят какой-нибудь движухи.

Директор прервал свой монолог и с недоумением уставился на меня.

Имела место наглость из разряда «невиданных прежде».

– А что случилось, Караваев?

– Естественные потребности организма… с минуты на минуту могут стать противоестественными. И даже отвратительными для окружающих.

Зал радостно заржал.

Директор нахмурился. Дилемма очень проста: либо продолжить пререкаться с наглецом, радуя недисциплинированную публику, что резко снизит высоко задранную планку мероприятия, либо отпустить засранца туда, куда он рвется, и разделаться с ним чуть погодя. Зло ведь не должно оставаться безнаказанным, ведь так же?

– Иди… – процедил Кефир сквозь зубы, останавливаясь на втором варианте. – Только быстро!

– Сам заинтересован, – буркнул я в ответ, вызвав у зала очередную радость. – Донести бы…

И снова всплеск счастливого оживления.

Теперь надо ходить по технарю и оглядываться: какую Кефир мне «мстю» придумает? Обычно за ним долго не ржавеет. Можно даже предположить, что опускать и воспитывать мерзавца он начнет прямо на этом собрании – базар же за дисциплину идет!

Но… возвращаться на курултай я не собирался.

Надо было готовиться к другому, не менее серьезному мероприятию.

Созвонившись с Аниськиным, договорился встретиться на подходах к «таблетке» – на Синопском спуске. В нише, что слева от главного лестничного марша. Планировали оглядеться на местности.

Я добрался гораздо быстрее.

Аниськин должен спускаться с центрального холма, поэтому я не спеша стал подниматься по ступенькам ему навстречу. Да, «таблетка» отсюда видна как на ладони. А дальше – через свинцово-серую полоску бухты – виднеется корма плавучего бара «Ахтиар». До боли знакомое корыто. Ключевые слова – до боли. И все рядом! Рукой подать. Любопытно, что, если продолжить осевую линию Синопского спуска дальше, она пройдет точно через здание Гидрофизического института, что в одиночестве скучает на утесе Хрустального мыса. Тоже так задумано?

А ведь до войны этих красивых маршевых лестниц с огромными клумбами по центру не было! Были обычные ступеньки, произвольно сбегающие к морю между плотно застроенными домами – кривоватые и не очень удобные. А ежели еще глубже копнуть, скажем, лет на сто назад, – то не было даже ступенек! Так, просто плотно натоптанная крутая грунтовка, даже и не помышлявшая о каких-то «осевых линиях» и маршевых ухищрениях. И, к слову, к «осевой» она была очень сильно развернута наискосок. Потому что если прямо попробовать спуститься – то только в обрыв кубарем.

Всего через каких-то пять лет после Победы, когда еще практически весь город лежал в руинах, здесь появился тщательно спроектированный пафосный спуск к морю с гранитными маршами, декоративными ответвлениями и видовой площадкой на самом верху. Все довоенные дома, что были на его месте, война превратила в прах, их восстановить просто не смогли. Поэтому и спуск такой широкий! А его визитная карточка – огромная круглая клумба в центре, где горожане живыми цветами изображают то звезды, то цифры, то герб города, то… профиль дедушки Ленина. Благо до его главного памятника далеко ходить не надо – тут рядом сверху, за смотровой.

А когда-нибудь на этой клумбе появятся огромные цветочные часы…

Я надеюсь.

– Ты чего размечтался тут?

Аниськин.

Черствая душа.

– Долго рассказывать, – отмахнулся я. – Захочешь, потом в моих мемуарах почитаешь. Назову их, к примеру… «Шестое чувство».

– Охренеть как оригинально! А при чем тут…

– А при том, что внутренний голос мне велит… самому на дело идти! А не подставлять товарища под заточки «трафаретчиков».

– Самому так самому, – не проявил Аниськин ожидаемого энтузиазма. – Пойдем оглядимся.

В принципе, «оглядываться» было нечего.

За пару недель после нашего с ним знакомства на «таблетке» ландшафты сильно-то и не поменялись: круглая клумба в центре, четыре лавки со спинками по периметру, за лавками еще клумбы, на них – кусты, деревья, тумбы с декоративными фонарями. Если лицом к морю – слева гостиница, справа театр. Здания хоть и разные, но торцами, развернутыми к «таблетке», – невообразимо похожие друг на друга. Еще одна архитектурная задумка? Между ними всего-то метров пятьдесят, пятачок буквально. Таблетка и есть!

Как замечено раньше мною, да и Аниськиным, наверное, тоже, – прятаться здесь довольно проблематично.

– Вот здесь будешь сидеть.

Мой нечаянный напарник деловит и собран. И все уже за меня решил.

– Спиной к морю? А нельзя мне…

– Нельзя! Я буду здесь, за углом. Ежели чего – подстрахую.

– Ты, кстати, говорил, что меня загримировать можно! – вспомнил я. – Где этот ваш… ментовский внештатник? Как его… Костик?

Аниськин ожидаемо поморщился. Как и всегда, когда я злонамеренно использую трудное для его ментовского уха слово «менты». А нечего тут… командовать, как директор пляжа! У нас с ним вообще… очень высокие отношения.

– Костик сюда подойдет. Минут через пятнадцать. Я ему позвонил уже. Вот только…

– Чего еще?

– Что-то он не очень обрадовался, когда я попросил его помочь.

– А что так?

– Я же говорил, инструкция. Ты, к примеру, вообще не должен знать, что театральный костюмер работает на мент… тьфу ты, зар-раза, прицепилось… на внутренние органы. Грубое нарушение. Если наши узнают, парень лишится дополнительного заработка. А то и под статью попадет. За разглашение…

– Теперь понятно. Хочешь, я зажмурюсь, когда он появится?

– Очень смешно. Может, я сам тебя… отрихтую?

Я чуть воздухом не подавился от возмущения.

– Ты нормальный?

– А чего?

– Мое последнее слово: либо меня гримирует профессионал, либо… сам лови своих злодеев.

– А вон и наш профессионал идет! Раньше подоспел.

– Черт! Не успел зажмуриться…

Костиком оказался толстенький паренек невысокого роста со смешливой мордашкой неунывающего шутника. Действительно… вечный «Костик» – мужиком его даже язык не поворачивается назвать. Хотя лет ему должно быть где-то под тридцать, судя по рассказам Аниськина. Замшевая курточка, беретик, новенькие фирменные джинсы «Левис», модные кроссовки… по этим временам модные, разумеется.