Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

— Ну, и где его творение? — новый помещик произнес, расстроившись. Гигант с добрыми глазами совсем не походил на созданный в голове образ.

— Гыгышка, — Кирьян обратился к кузнецу. — Покажи барину, что ты сделал.

— Эгы… гы… эгу — кузнец забеспокоился. Он отошел в угол избы и что-то попытался закрыть своим телом.

— Не бойся, — продолжал ласково уговаривать Карачун. — Барин добрый! Наказывать не будет.

— Не буду — подтвердил Рязанцев. — Давай, показывай!

Кузнец аккуратно, словно боясь разбить свое творение, достал из угла металлический прут. На его конце был выкован красивый узор, походивший на цветок. Издали, не выпуская сокровища из рук, он показал гостям результат своего творчества.

— Да-а-а, — Рязанцев протянул гласную букву после осмотра творения. — А он может что-нибудь нормальное сделать? Не знаю? Например, меч, топор. Или наконечник для копья?

— Может, — ответил Карачун. — Только это и другие кузнецы могут. А Гыгышка кует так — как будто металл живым делает. Выковывает что-нибудь, а потом сидит подолгу, смотрит на него задумчивыми глазами — как будто любуется. А иногда плачет. Непонятный он! Юродивый — что с него возьмешь. Бывало, старый барин порол Гыгышку за использованное железо. Он на время переставал ковать, а потом опять начинал. Душа у него такая! Наверное — к Богу тянется.

Подтверждая слова старосты, кузнец бережно прижал «каменный» цветок к груди. А затем стал качать его нежно — как ребенка.

— Да! Повезло мне с кузнецом! Вылитый — Данила мастер! И вообще, что не человек в моей деревне, то либо Марья — искусница, либо кузнец — самородок. Прямо не деревня, а сборная творческих личностей.

— Слушай творец! — Рязанцев обратился к кузнецу. — А давай я тебя гением признаю. И всем скажу, что это божья благодать, а ты мне ограду скуешь из цветов, которые сам придумаешь.

— Зы… гы… спы, — Гыгышка вскочил и воодушевленно заметался по кузнице. Его глаза искрились от счастья. Он подбежал к помещику и начал ему что-то объяснять. — Жы… жыгы… нады мно… мно-гы я бы… то-ко жыле-зы на-ды…

— Хорошо! Я дам тебе железа. — Начал отмахиваться Рязанцев от непризнанного таланта — самоучки. — Много дам. Если сделаешь красивую изгородь я тебе этого железа — пудов сто подгоню. А затем огромный заказ на кованые изделия. Ты главное — твори! Что-нибудь изобретай… Ну? Я не знаю? Перила, там… — какие-нибудь, люстры, подсвечники! Или ещё, что? Придумай, например… кочергу витую. А я это… Короче, продавать буду. Куда уж мне — теперь деваться? Надо же как-то непризнанных мастеров поддерживать. — Страдалец отошел подальше от «железного гения» — Ох, горе-то, какое — горемычное! Ну ладно. Короче! От «серпов и молотов» я тебя освобождаю. С завтрашнего дня начинай клепать цветы.

Путник повернулся и пошел в сторону выхода. На половине пути он внезапно остановился и, обернувшись, спросил у «кузнечного самородка». — Слушай! А ты можешь ещё что-нибудь выковать кроме цветов? Ну, там… коленчатый вал, например?

— Не… немы… гы, — кузнец развел руки и заморгал глазами, ничего не понимая.

— Жаль! — расстроился странник. Он прикусил губу и вновь погрузился во внутренние размышления. — Придется всё-таки везти из-за границы. С какой-нибудь далекой и неизвестной страны… Например, — путешественник задумался… — С Мозамбика или с Новой Гвинеи… Если только она открыта в этом времени. А что — идея хорошая! Скажу, купил у папуасов… Нет! Лучше, обменял на стеклянные бусы. А может быть… ещё, что придумаю.

Две недели спустя. Небольшой разъезд. Таможенная застава. Очень далеко от Таганово и Москвы.

— Вот гляжу я на вас, господа хорошие и не верю вам! — черноглазый таможенник с пренебрежением обратился к проезжим торговцам. Одет слуга таможенного порядка Феоктист Флегонтыч Пупочкин был так, словно на ратную брань собрался. На голове — шапка-мисюрка с кольчатой бармицей, на груди, поверх зипуна, берендейка с огневым зарядом, за малиновым кушаком пистоль в два ствола, сбоку — сабля пристегнута. Лицом грозен, глаза по-разбойному сверкают.

Феоктист широко, словно принюхиваясь, раздвинул ноздри. Вытянул хитрое «лисье» лицо. Решительно почесал мочальную бородку.

— Не по нраву мне ваши постные рожи! Особенно твоя! — мытник пощелкал пальцами, выбрал жертву и указал на пухлого мужика в помятой одежде.

— Какой-то ты неприятный на вид. Похож — на… на… на сморщенный крендель. И пахнет от тебя — будто капуста заквасилась в погребе.

Слуга закона не спеша вплотную подошел к человеку и уставился ему прямо в глаза.

— Нехорошее у меня предчувствие с утра — не к добру это! Чую сегодня, сердобольный — не твой день! Путь — дорога у тебя не заладиться. Эвон черна птица каркает — дурная примета для тебя.

Выдержав паузу «чинуша» продолжил скептически осматривать проезжих купцов, собравшихся недалеко от таможенного поста. Недовольно переводил взгляд с одной «жертвы» на другую. Он как дознаватель хмурил лоб, прикусывал нижнюю губу и требовательно вглядывался в каждую деталь в одежде путников.

Недалеко от проверяющего документы на товар, возле шлагбаума расположились двое стрельцов. Парни весело скалили зубы. Со стороны было понятно, что для них это было увлекательное представление. Чуть в стороне, у небольшого костра сидел пожилой дьякон. Оторвавшись от приготовления похлебки, он также с интересом наблюдал за происходящим.

— Не зря начальство признало Феоктиста Пупочкина самым ответственным служакой во всем околотке! Я таков! Меня — все бояться и уважают, — мытник остановился напротив возницы в поношенном армяке. Нахмурил брови. Важно поднял палец.

— Только в этом месяце за незаконный провоз товара мной было поймано три «кнута»! — он гордо вскинул вверх расщеперенную руку. — Промыт за уклонение от оплаты мыта составил — пять рублей! И это «есщо» — я начал работать недавно. То ли будет — когда я стану искушенным в ваших воровских делах и выведу всех прохвостов на чистую воду!

Целовальник зашел за спины собравшихся обозников и окинул взглядом повозки с грузом. Одобрительно покачал головой. Обратился к крайнему из присутствующих.

— Где-то в глубине души — я вам не верю! Чувствую… — вы не похожи на торговых людей! — Чинуша пристально посмотрел в глаза съежившемуся человеку.

— Да, и вообще! Я вот, что думаю — вы «есчо» поди и не православные! Нерусячи — вы, вот! Нет в вас нашего богатырского духа — лиходеи, вы!

Пупочкин обернулся к стражникам за поддержкой, довольный своей догадкой. Охранники закивали головами, еле сдерживая смех.

— А известно ли вам, дорогие заморские гости, что торговый устав, утвержденный ещё Царем-Батюшкой Алексеем Михайловичем запрещает немцам без разрешения торговать на Руси. И теперь за нарушение царской воли вас — поганых басурман, бросят в колодки. А затем высекут кнутом или изобьют батогами. Товары конечно конфискуют. А мне… — Контролёр замолчал на мгновение, подсчитывая что-то в уме.