Евгений Юллем - Правь. Книга 1. Наследники рода Воронцовых

— Отставить взрыв. Мы еще не знаем, что за этой дверью. Проведите оценку класса защиты помещения. И попробуйте связаться с теми, кто внутри — я не думаю, что они горят желанием подохнуть смертью глупых. Им не за что умирать.

Десяток минут прошел в напряженном молчании и внутренними переговорами бойцов в группе.

— Белый, нашли внутреннюю систему видеонаблюдения и связи.

— Можете вывести на экран? — спросил Драбицын.

Вместо ответа изображение мелькнуло и сменилось совсем другими картинками — зал с оборудованием, комната наблюдения, коридоры с такими же бронированными дверями… И перепуганные ученые в белых халатах, а также вооруженная до зубов охрана.

— Можете подключить меня к системе трансляции на весь их бункер?

— Да, Ваша Светлость!

— Действуйте, — скомандовал Драбицын. Ему нужны были не только аппаратура, но и ученые, те, кто смог провести попытку пробоя. В случае успеха эта аппаратура попадет к Стругову и даст ему, а в последующем и верви, преимущество при работе с другими мирами. Полное и абсолютное.

— Вы на связи! — раздался голос командира группы.

— Всему персоналу лаборатории, — начал он, и судя по тому, как заозирались люди внизу, его слышали. — С вами говорит генерал-лейтенант Службы Безопасности Российской Империи Драбицын. Господин Воротнев, ваш наниматель, арестован и находится под стражей, где ему будет предъявлено обвинение в государственной измене и прочих тяжких преступлениях. Обещаю, что те, кто покинет бункер добровольно, не будет подвергнут уголовному преследованию и сможет продолжить работу на тех же должностях, как и у Воротнева.

— А где гарантии, генерал? — вышел вперед один из охранников, поигрывая автоматом. — Байки про уголовное преследование оставьте себе, ненужных вам вы просто прислоните к стенке без суда — и слово соблюдете, и обещание не нарушите.

— А вам лично есть за что умирать? — спросил Драбицын. — Я дал вам слово офицера, если вы знаете, что это такое.

— Этому — есть, — негромко сказал командир «Перуна», судорожно щелкая клавишами ноутбука. — Уволен из спецназа с позором, заплечных дел мастер.

Драбицын даже бровью не повел.

— Итак? — спросил он.

— Боюсь, господин генерал, что…

Раздался выстрел, и боевик упал на пол с простреленной головой. В поле зрения камеры вышел второй в форме охраны и положил пистолет на пол.

— Мы сдаемся, господин генерал. Нам умирать не за что.

Камеры погасли, трансляция кончилась.

— Фух, — вытер рукавом холодный пот на лбу Драбицын. — А ведь чуть было не сорвалось.

— Вы действительно не будете их преследовать? Правда? — задал командир вопрос, скептически покачав головой. — А если среди них лица, совершившие преступления?

— Я же дал слово офицера. Тем более, что подавляющее большинство из них действительно ни при чем. Мне лучше ученый, работающий на меня по специальности, чем кайлом на рудниках. А дальше — уже другой вопрос. Если следственные органы докопаются до чего-то тяжкого, совершенного в другое время и другом месте — амнистия отменяется. По этому делу я действительно никого привлекать не буду, хотя они все могли бы пойти паровозиком вслед за Воротневым за госизмену.

— Ну, ваше право. Вот, действительно выходят, — ноут, показывающий трансляцию с нашлемных камер бойцов, показал, как щелкнули засовы, и начала медленно открываться бронированная дверь.

— Теперь они ваша забота. Сейчас подъедет подкрепление и оцепит периметр, а вы продолжайте. Спасибо, полковник, — Драбицын крепко пожал руку командиру «Перуна».

— Рад стараться, Ваше Сиятельство! — вытянулся тот по струнке и отдал приветствие.

Драбицын лишь молча улыбнулся, и пошел к своей машине. Впереди допрос Воротнева, день обещал быть длинным…

— Господин генерал, разрешите? — генерал-адъютант приоткрыл дверь кабинета начальника Тайного Приказа графа Завронского.

— Что у тебя, Василий? — устало вздохнул тот.

— Аудиенции просит Его Сиятельство князь Куракин.

— Черт принес, — пробурчал себе под нос Завронский.

В самом деле — он терпеть не мог этого выскочку Куракина. Полвека уже князь имел мозги всем, от простолюдинов до высшего света, а самое главное — что он проимел их Государю Императору, да так успешно, что получил все, что хотел и теперь входил в его ближний круг. А причина одна — древняя и казалось бы хорошо забытая волшба. Откуда она проснулась в тогда еще молодом княжиче — неизвестно, но из законченного раздолбая и позора семьи он внезапно превратился в одного из самых важных людей Империи.

В тот самый период, когда случилось Возрождение, и на свет поперла забытая всеми магия, оказалось, что Куракин — сильный волхв. Пользуясь своими способностями, он сначала занял место главы клана, а потом, сумев приблизиться к Императору и расписав ему возможности, которыми владел, свел счеты с теми, кто ему досаждал или вредил — натура у него была мстительная. Если учесть, что теперь магия стала оружием номер два после ядерной триады, и грозила стать номером первым, это было делом государственной важности. Ну и естественно, князь стал главным волхвом Российской Империи. Собственно говоря, Императорский институт прикладной магии и был его творением. Куракин поставил магию на теоретические и практические рельсы и превратил ее из простой забавы гадалок и фокусников в серьезную и мощную силу, способную изменить стратегический баланс сил в мире. И очень дорогую — чего стоили мейнфреймы, на которых майнились заклинания, имеющие пока ограниченную ценность? Но Государь оплачивал все прихоти князя, прекрасно зная о том, что тот же майнинг шел и на стороне вечного и очень вероятного противника Империи — Объединенной Америки, а также в Европе, Восточно-Азиатском Союзе и даже в отсталой Африке, где недорезанные в радостном процессе негритюда белые ученые занимались тем же.

— Просите, — махнул рукой граф.

Куракин вошел в кабинет легкой походкой молодого человека, вызвав невольный стон графа. И действительно — внешне он был молодым, на вид лет двадцати пяти, не больше. Вот только ему было уже хорошо за семьдесят. Проклятый волхв не старел. Ну или по крайней мере почти не старел, никаких признаков почтенного возраста не было и в помине. Все та же молодая образина, с неприязнью подумал граф. Ему, в его полтос, было неприятно уже вставать с утра с различными болячками и чувствовать, что подступает старость. В конце концов в его возрасте еще не старость — но уже не радость. И вид пышущего здоровьем и источающего вокруг себя флюиды молодой силы князя, вызывал в нем естественное раздражение и досаду.

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство! — осклабился князь и плюхнулся в кресло напротив Завронского. — Осмелюсь осведомиться, как ваши дела?