Андрей Савинков - Николай I. Освободитель

Кроме этого, мы продолжали делать застежки-молнии, постепенно автоматизируя процесс и увеличивая объемы выпускаемой продукции, освоили папки-скоросшиватели и простейшие «кнопки». Шла работа над скрепками, но вручную такую мелочевку делать естественно было невыгодно, а соответствующий станок Иван Петрович обещал довести до ума только в следующем году.

Ну и шоколадный проект тоже потихоньку развивался, упираясь в первую очередь в дороговизну сырья и оттого в малый рынок.

Я был крайне далек от мысли о своих гениальные коммерческих талантах, и не меньше половины успеха — в 1808 году чистая прибыль со всех моих предприятий превысила сто тысяч рублей — заключалась в удачном рождении в императорской семье. Доступный начальный капитал и мощнейшие связи, отсутствие бюрократических препон и «наездов» от всяких контролирующих и проверяющих организаций, ну и конечно послезнание делали ведение бизнеса настолько легким, насколько это вообще было возможно в этом времени. Но все равно, когда я увидел в строке «ИТОГО» сумму с пятью нулями, было приятно.

Вот только деньги для меня тут были совсем не целью, а лишь средством, а на «главных направлениях» успехи были совсем не столь впечатляющие.

Весной 1809 года Александр с подачи Сперанского подписал несколько указов, вызвавших настоящий переполох в верхах Российской империи. Первый упразднял придворные звания, заменяя их военными или гражданскими, а второй вводил образовательный ценз для получения чинов коллежского асессора и статского советника, которые давали личное и потомственное дворянство соответственно. Теперь для их получения требовалось иметь высшее университетское образование либо сдать экзамен.

С одной стороны такие реформы напрашивались и были вполне в духе времени, с другой — положение в государстве оставалось достаточно нестабильным и лишний раз «шатать лодку» было, с какой стороны не посмотри, чревато. Тем не менее, передышку в несколько мирных лет требовалось использовать по полной, и мы со Сперанским работая «в четыре руки» — не смотря на то, что видение будущего государственного устройства у нас с ним совпадало далеко не на сто процентов — окружили императора, и взяв измором заставили подписать еще пачку указов несколько облегчающих положение крестьян в центральных губерниях, ставшие логичным развитием идей заложенных еще в указе «о вольных хлебопашцах».

Так было законодательно запрещена передача государственных крестьян в частное владение. Запрещена ссылка крестьян в Сибирь и продажа крепостных отдельно от земли. Вернее, была как бы вообще запрещена продажа крепостных: подразумевалось, что помещик покупает или продает землю, а крепостные к ней просто прикреплены. Так же был запрещен перевод крестьян в дворовые. Ну и как развитие этих идей была запрещена сдача в аренду государственных земель с прикрепленными к ним крепостными, что достаточно широко применялось особенно в западных губерниях. Особой пользы государству в денежном плане эта практика не приносила, а вот положение простых людей ухудшала очень существенно.

Кроме того — это уже было чисто моей новацией — любой крепостной крестьянин мог освободиться от крепости самостоятельно, вне рекрутского набора записавшись в армию или согласившись на переселение Урал.

Первым документом я хотел устранить несправедливость, о которой нам еще в школе рассказывали. Когда попавшие в ополчение крестьяне после окончания войны двенадцатого года были возвращены помещикам без всякого, что называется «спасибо». Опять же учитывая срок службы в двадцать пять лет — полнейшая глупость, делающая невозможным государству накопить какой-никакой резерв — далеко не каждый согласится уйти от помещика в армию. Только если там совсем уже страх и ужас. То же самое с переселением в Сибирь, которой тут разве что младенцев не пугали.

Что же касается моей непосредственной работы в «комиссии по переселению», то стартовала она с изучения документов и законодательства России, в том числе налогового. И пришел я к парадоксальному выводу, что в нынешних условиях, государству при наличии 80 % крестьянских хозяйств, которые едва-едва могли прокормить себя, было абсолютно без разницы, считались эти крестьяне крепостными или нет. Все равно подати собираются не с выращенного крестьянином — там нечего собирать — а подушно. И в такой ситуации абсолютно не важно собирать этот налог будут с крепостного или с лично свободного. Вернее, они как бы и считались лично свободными, но при этом были не свободны и прикреплены к земле. Полнейший бред с точки зрения юриста из двадцать первого века, однако приходилось работать с тем, что есть.

Так что начать свою чиновничью деятельность мне пришлось отнюдь не с работы «в поле» а с подготовки нормативной базы. Казалось бы, Россия должна была быть заинтересована в том, чтобы ее крестьяне переселялись на свободные территории и вводили в сельхоз оборот новые поля. Однако с практической точки зрения все было сделано, чтобы такого переселения не допустить. Например, только погрузившись в вопрос с головой — пришлось нанять на работу пару юристов, иначе бы я совсем утонул в нормативке — я обнаружил, что в голой донецкой степи, где леса вообще нет, зато есть легкодоступный уголь, переселившийся туда крестьянин этот самый уголь копать права не имел. На это нужно было получать официальную лицензию. Как должны в такой ситуации выживать местные, государство не волновало совершенно. Одно это приводило к злоупотреблениям на местах — греться же все равно нужно чем-то зимой — разрушало саму систему законности и делало практически невозможным переселение в этот богатый углем и рудой край, который в будущем должен был стать промышленным сердцем Российской империи.

Как говорил один из моих преподавателей по теории государства и права в будущем: «самое плохое, что может сделать правитель, это издавать такие законы, которые заведомо не будут выполняться, при отсутсвии возможности проконтролировать их выполнение и наказать нарушителей». Эта сентенция мне глубоко въелась в подкорку, и сейчас я старался в своей деятельности приводить нормы права в соответствии с реальным положением вещей.

— Добрый день, господа, присаживайтесь, — к весне 1809 года работа комиссии наконец вошла более-менее в размеренную колею. Если поначалу чиновники в нее входящие считали все это то ли розыгрышем, то ли игрой и позволяли себе разговаривать со мной в покровительственном тоне, выполняя поставленные им задачи через раз, то уже спустя пару месяцев, собранным из разных ведомств бюрократам стало понятно, что тут все серьезно. — Давайте сегодня быстро пробежимся по текущим делам, к сожалению, очень мало времени. Кто начнет? Степан Сергеевич?