Александр Михайловский - Оперативное вмешательство [СИ litres]

– Но эти игры с золотым стандартом, – добавил я, – не идут ни в какое сравнение с той идеей, что ради ускорения развития капитализма необходимо проиграть войну Японской империи и тем самым ввергнуть Россию в еще одно национальное унижение. Появившись в этом мире, я принялся ломать все ваши планы, и теперь, когда Япония признала свое поражение, а государь Михаил Александрович укрепился на троне, я должен сказать вам, что, в отличие от золотого стандарта, государственная измена должна привести вас уже не на каторгу, а на плаху. Души десятков тысяч русских солдат, погибших из-за вас и ваших подельников, вызывают к отмщению. На этом наш разговор окончен. Петр Дмитриевич, он ваш.

Витте еще пытался вырываться и кричать, но одетые в черные мундиры офицеры Тайной Канцелярии, прикрываясь наложенным Димой-Колдуном пологом невидимости, завернули ему за спину руки, вбили в рот кляп и вывели прочь, и никто из присутствующих не обратил на это внимания. И точно так же покинул Зимний дворец я со своими людьми. В наших ушах уже пели горны кампании четырнадцатого года, и хорошо, если перед следующими боями нам еще удастся перевести дух.

Шестьсот тридцать первый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Только что стала известна точная дата в мире четырнадцатого года. Там идет второе июня по юлианскому календарю, и пятнадцатое июня – по григорианскому. До роковых выстрелов в Сараево осталось чуть меньше двух недель, и эта вдруг возникшая свобода рук настолько непривычна, что я от нее даже немного теряюсь. А потому, для полного уяснения полученной задачи, требовалось собрать Военный Совет, включив в его состав такого невоенного человека, как наш библиотекарь Ольга Васильевна.

– Мы вполне можем предотвратить убийство Франца Фердинанда, – сказал я своим соратникам, – но даже если этот человек останется жив, отменит ли это уже назревшую мировую войну? У меня по этому поводу имеются серьезные сомнения. И, кроме того, до меня никак не доходит, какого черта вообще сербам понадобился этот теракт? Ведь он не послужил сигналом к общесербскому восстанию против австрийской власти, не лишил противника харизматического командующего, и вообще, поставил сербское государство на грань физического уничтожения. Ведь если детально разбирать события июня-июля четырнадцатого года, то почти все политические акторы первого порядка были готовы к кровавой драке, сомнения испытывал только кайзер Вильгельм, потому что германская программа перевооружения была рассчитана до восемнадцатого года. Но и тот колебался крайне недолго. У Германии на этот случай имеется план Шлиффена, у Франции, желающей взять реванш за Седан и вернуть себе Эльзас и Лотарингию, готов план «номер семнадцать». Что касается России, то в ней в это время настроения царят самые бравурные: аля-улю, малой кровью на чужой территории, враг будет разгромлен еще до первого листопада, после чего забудется позор Цусимы и Портсмутского мира. И одновременно на австро-венгерском военном хозяйстве сидит воинственный мерзавец, почитающий за счастье развязать превентивную войну против Сербии и Черногории. Среди всех будущих участников себе на уме только англичане, которые желают оставаться вне игры, в то время как русские, немцы, австрийцы и французы будут ослаблять друг друга во взаимной схватке. И вот тут мы, такие хорошие, с заявлением, что никакой войны не будет, и все могут идти по домам…

– Скорее всего, Сергей Сергеевич, в последнем вы полностью правы, – сказала Ольга Васильевна, – историки пишут, что к началу Первой Мировой Войны Европу охватило какие-то иррациональное безумие, когда каждая страна была уверена только в своей скорой победе. У всех есть свои проблемы, которые желательно решить при помощи быстрой победоносной войны, и еще никто не подозревает, во что все это выльется всего через пару месяцев. Так что ваша первоначальная идея предотвратить войну, всего лишь отменив покушение на Франца Фердинанда, выглядит несколько легкомысленной, а сомнения по поводу ее реалистичности – вполне оправданными…

– В таком случае, с какой целью нас впускают в этот мир еще до того, как в нем прозвучит первый выстрел? – спросил я. – Или и в самом деле даже так ничего изменить уже нельзя, или какие-то изменения к лучшему все же возможны…

– Сергей Сергеевич, а что вы бы назвали изменениями к лучшему? – спросил меня полковник Половцев. – И вообще, на каких условиях вы собираетесь вести эту кампанию?

– Условия, Игорь Петрович, – сказал я, – весьма простые. Во-первых – ни за Эльзас и Лотарингию, ни за ограничение доминирования германского флота на морях русские солдаты гибнуть не должны, и моя армия ради этих чуждых мне целей тоже не ударит и палец о палец. Пусть французы и англичане решают свои вопросы сами. Во-вторых – Австро-Венгрия и Германия, сами объявившие войну Российской империи, должны за это в кратчайшие сроки захлебнуться собственной кровью. В-третьих – как только эта цель будет достигнута, Германии и Австро-Венгрии, как странам-агрессорам, будет предъявлен ультиматум прекратить боевые действия и начать переговоры о мире на достигнутых рубежах, потому что в противном случае я буду вынужден перейти к локальным акциям возмездия против главных виновников разразившейся бойни. В-четвертых – эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга не самые плохие люди на свете, и моя офицерская честь требует, чтобы в ходе Сараевского инцидента мы постарались сохранить им жизнь. Если Ольга Васильевна права, то их чудесное спасение никак не повлияет на начало войны, ибо одного факта покушения Францу-Иосифу будет вполне достаточно для выдвижения Сербии неприемлемого ультиматума. Но зато потом, изъяв старого маразматика из обращения, мы сможем иметь дело с его более-менее вменяемым наследником. Ну а потом, если из войны выпадет Австро-Венгрия, то и кайзер Вильгельм волей-неволей тоже станет значительно сговорчивей…

– Ну а что вы будете делать потом, когда умолкнет гром пушек? – хмыкнул Сосо. – Ведь, по моему разумению, если оставить на троне прежнего хозяина земли русской, то он со своей камарильей быстро пустит в распыл все плоды ваших побед.

– А вот это, Сосо, я понимаю ничуть не хуже вас, – ответил я, – а потому, закончив воевать, мы, как и в нынешнем для нас мире русско-японской войны, начнем сверху донизу перетряхивать российский политический курятник, ибо в четырнадцатом году слой птичьего помета на местной действительности гораздо толще, чем в только что отработанной нами кампании. Один Распутин стоит десятка Гапонов, и это при том, что местный Михаил уже приведен к тому состоянию, при котором он ни в коем случае не сможет занять трон. И в то же время ваши товарищи-большевики еще недостаточно созрели для того, чтобы я вручил им власть на блюдечке. Это исключено. Впрочем, вопросы власти в Российской империи, как и в предыдущие разы, мы будем решать исключительно после того, как осмотримся на местности, взвесим все «про» и «контра», а также семь раз перемеряем все вдоль и поперек. На этом политическую дискуссию предлагаю завершить и, определившись с моментом открытого вмешательства в битву при Танненберге на утро двадцать шестого августа по григорианскому календарю, приступить к практической подготовке войск к предстоящей операции.