Анджей Сапковский - Сага о Рейневане. Башня шутов

— Над некоторыми проблемами, — признался после недолгого молчания Олесьницкий, — и я задумываюсь. Чтобы дело шло к лучшему, я приложу старания, пособи мне Боже. Но не хочется бросаться словами, повторяя одни и те же аргументы. Так что скажу кратко: доказательством намерений Польского королевства является мое здесь присутствие.

— Кое мы воспринимаем положительно, — хлопнул по столу епископ Конрад. — Но что оно такое сегодня, это ваше Польское королевство? Вы, что ли, господин Збигнев? Или Витольд? Или Шафраньские? Или, может, Остророг? Или же Ястжембцы и Бискупцы? Кто в Польше правит? Ведь не король же Владислав, дряхлый старец, который даже с собственной женой управиться не в состоянии. Так, может, и верно, Сонка Гольшанская в Польше командует? И ее любовники, Челок, Хиньча, Куровский, Заремба? И кто там еще эту русинку хендожит?

— Vero, vero , — печально покачал головой легат Орсини. — Стыдоба, чтобы такой cornuto [345] Рогач ( лат .). был королем…

— Вроде бы серьезный тинг, — наморщил лоб краковский епископ, — а сплетнями забавляемся, словно бабы. Или жаки [346] Школяры, студенты ( устар .). в борделе.

— Не станете же вы отрицать, что Сонка Ягелле рога наставляет и позорит его всячески.

— Буду отрицать, ибо это vana rumoris [347] Пустая болтовня ( лат .). . Слухи, распускаемые и подпитываемые Мальборком.

Крестоносец вскочил из-за стола, красный и готовый ответить, но Кашпар Шлик остановил его резким жестом.

— Рах! Оставим эту тему, есть дела и поважнее. Насколько я понимаю, вооруженное участие Польши в крестовом походе в данный момент дело сомнительное. Что делать, хоть и с сожалением, но принимаем к сведению. Однако клянусь ракой святого Якуба, присмотрите, епископ Збигнев, за тем, чтобы были реально исполнены пункты договоренности в Кежмарке и Ягелловы эдикты из Трембовли и Велуна. Эти эдикты вроде бы закрывают границы, торгующим с гуситами грозят наказанием, а меж тем товары и оружие, как справедливо заметил господин свидницкий староста, по-прежнему из Польши в Чехию идут.

— Обещаю, — нетерпеливо прервал Олесьницкий, — что приложу старания. И это не пустые слова. Сносящихся с чешскими еретиками в Польше будут карать, существуют королевские эдикты. Jura sunt clara [348] Клятвы — ясны ( лат .). . Однако господину свидницкому гетману и его преосвященству епископу напомню слова Писания: «Почему вы видите пылинку в глазах брата, а в своем бревна не замечаете?». Половина Силезии торгует с гуситами, и никто ничего против этого не предпринимает.

— Ошибаетесь, ясновельможный князь Збигнев, — перегнулся через стол епископ Конрад. — Ибо предпринимаем. Уверяю вас, что предприняты определенные меры. Жесткие средства. Без эдиктов, без манифестов, без всяких пергаментов обойдется, но некоторые defensores haereticorum [349] Защитники, покровители еретиков ( лат .). на собственной шкуре почувствуют, что значит с еретиками кумоваться. А других, уверяю вас, бледный страх охватит. Тогда мир увидит разницу между истинной и показной деятельностью. Между истинной борьбой и запудриванием, как вы выразились, мозгов.

Епископ говорил так ядовито, в голосе его было столько запекшейся ненависти, что Рейневан почувствовал, как волосы шевелятся у него на макушке. Сердце принялось биться так сильно, что он испугался, как бы собравшиеся внизу не услышали. Однако у тех, внизу, на уме было нечто иное. Кашпар Шлик снова успокоил собравшихся и прекратил споры, а затем призвал к конкретному и спокойному обсуждению ситуации в Чехии. Спорщики в лице епископа Конрада, Готфрида Роденберга, Людвига Бжегского и Альбрехта фон Колдица умолкли, а заговорили молчавшие до того чехи и моравцы. Ни Рейневан, ни Шарлей, ни Самсон Медок не знали никого из них, однако было ясно — или почти ясно, — что это паны из круга пльзенского ландфрида и верного Люксембуржцу моравского дворянства, сгруппировавшегося вокруг Яна из Краваржа, хозяина в Ийчине. Вскоре оказалось, что один из присутствующих и есть тот самый знаменитый Ян из Краваржа собственной персоной.

Именно Ян Краварж, видный, черноволосый и черноусый, с лицом, цвет которого доказывал, что он больше времени проводит в седле, нежели за столом, больше других мог сказать о теперешней ситуации в Чехии. Его никто не прерывал. Когда он говорил спокойным, даже немного бесстрастным голосом, все, склонившись, молча вглядывались в карту королевства Чехии, разложенную на столе, на том месте, с которого слуги убрали начисто обглоданный скелет быка. Сверху детали карты не были видны, так что Рейневану оставалось положиться на воображение, когда хозяин Ийчина говорил об атаках гуситов на Карлштайн и Жебрак, правда, безуспешных, и на Швигов, Обожище и Кветницу, к сожалению, вполне удачных. О действиях на западе против верных королю Зигмунту панов из Пльзна, Локтя и Моста. Об атаках на юге, в данный момент удачно отражаемых католическим объединением пана Олдржиха из Рожмберка. Об угрозе Иглаве и Оломунцу, созданной союзом Корыбутовича, Божка из Милетинка и Рогача из Дубе. Об опасных для северной Моравы действиях Добка Пухалы, польского рыцаря герба Венява.

— У меня пузырь переполнился, — прошептал Шарлей. — Не сдержусь.

— Может быть, тебе позволит сдержаться знание того, — прошептал Самсон Медок, — что если тебя обнаружат, то второй раз ты отольешь уже на виселице.

Внизу заговорили об Опавском княжестве. И тут же разгорелся спор.

— Пшемка Опавского, — заявил епископ Конрад, — я считаю сомнительным союзником.

— Из-за чего? — поднял голову Кашпар Шлик. — Из-за его женитьбы? Из-за того, что он якобы взял в жену вдову Яна, князя Рацибужа? А она ягеллонка, дочь Димитра Корыбуты, племянница польского короля и родная сестра Корыбутовича, доставляющего нам столько неприятностей? Уверяю вас, господа, короля Жигмонда совершенно не волнует этот союз. Ягеллоны — семейство волчье, там чаще грызутся, чем стакиваются. Пшемек Опавский не сойдется с Корыбутовичем только потому, что это его шурин.

— Пшемек уже заключил союз, — возразил епископ. — В марте, в Глубочках. И в Оломунце в день святого Урбана. Воистину быстро Опава и моравские паны договариваются с еретиками, быстро заключают союзы. Что скажете, пан Ян из Краваржа?

— Не наговаривайте ни на моего тестя, ни на моравское дворянство, — буркнул в ответ хозяин Ийчина. — И знайте, что благодаря пактам с Глубочком и Оломунцем мы имеем сейчас мир в Мораве.

— А гуситы, — высокомерно усмехнулся Кашпар Шлик, — получили свободный торговый доступ в Польшу. Мало, ох мало же вы понимаете в политике, пан Ян.