Анджей Сапковский - Сага о Рейневане. Башня шутов

— Ты послушался, — обрезал Самсон, как всегда, не обращая внимания на ставшие уже стандартными шуточки. — Как видишь, это было мудрое решение.

— Не спорю. Эх, Рейневан, как же я обрадовался, увидев тебя на рынке славного города Франкенштейна на фоне прилавка со шлепанцами, в тени ратушной башни. Я говорил тебе, что сильно обрадовался?

— Говорил.

— Радость, доставленная лицезрением тебя на фоне шлепанцев, — не позволил сбить себя демерит, — повлияла также, о чем я хотел тебя уведомить, на небольшую корректировку моих планов. После твоих последних деяний, особенно после цирка с Хайном фон Чирне, фокусами на зембицком турнире и болтовни перед Буко касательно колектора, я пообещал себе, что когда мы наконец доберемся до Венгрии и ты окажешься в безопасности, я сразу же по прибытии в Буду отведу тебя на мост через Дунай и так дам под зад, что ты свалишься в реку. Обрадованный и восхищенный, сегодня я меняю свои намерения. Во всяком случае, временно. Эй, хозяин! Пива! Живо!

Пришлось подождать, корчмарь не очень-то торопился. Вначале его ввели в заблуждение мина и гордый голос Шарлея, однако он не мог не заметить, что, еще только заказывая суп, они довольно активно занимались подсчетом скойцев и геллеров, которые выскребли из кошельков и уголков карманов. В корчме, расположенной напротив ратуши, клиенты отнюдь не преизобиловали, однако корчмарь достаточно высоко ценил себя, чтобы с излишней услужливостью реагировать на окрики всяких заезжих лапсердаков.

Рейневан отхлебнул пива, не отрывая глаз от оборвышей, копошащихся в желтой луже между пренгером и колодцем.

— Дети — будущее нации, — поймал его взгляд Шарлей. — Наше будущее. Что ж, как таковое оно обещает быть неинтересным. Во-первых, бедным, во-вторых, вонючим, нечистоплотным и неаппетитным до отвращения.

— Действительно, — согласился Самсон. — Однако этому можно помешать. Вместо того чтобы брюзжать, надо позаботиться. Умыть. Накормить. Воспитать и обучить. И тогда будущее — обеспечено.

— И кто же, по-твоему, должен этим заняться?

— Не я, — пожал плечами гигант. — Мне нет до этого дела. У меня в вашем мире в любом случае нет будущего.

— Правда. Я забыл. — Шарлей бросил кусочек смоченного в супе хлеба крутящемуся поблизости псу. Согнутое в три погибели животное было тощим до невероятия. А хлеб не сожрало, а сразу же заглотило, как кит Иону.

— Интересно, — задумался Рейневан, — эта псина когда-нибудь видела кость?

— Наверно, тогда, — пожал плечами демерит, — когда сломала лапу. Но, как справедливо замечает Самсон, мне нет до этого дела. У меня здесь тоже нет будущего, а если даже и есть, то оно окажется еще более засраным, чем у тех отроков, и жалостнее, нежели у этой собаки. Страна мадьяров в этот момент представляется мне более далекой, нежели Ultima Thule [406] Край Земли ( лат. ). . Меня не обманет минутное пейзанство в виде тихого городка Франкенштейна, пива, фасолевой похлебки и хлеба с солью. Через мгновение Рейневан встретит какую-нибудь девицу, и все пойдет своим чередом. Снова придется голову уносить, драпать, чтобы в конце концов оказаться в какой-нибудь дыре. Либо в отвратной компании.

— Но, Шарлей, — Самсон тоже бросил собаке хлеба, — от нас до Опавы немногим больше двадцати миль. А от Опавы в Венгрию всего-то каких-нибудь восемьдесят. Не так уж много.

— Вижу, ты на том свете изучал географию восточных пределов Европы?

— Я изучал всякое, но не в этом дело. Дело в том, чтобы мыслить позитивно.

— Я всегда мыслю позитивно. — Шарлей отхлебнул пива. — Однако порой что-то сотрясает мой организм. И это «что-то» должно быть весьма серьезным, скажем, таким, как дальняя дорога при полном отсутствии наличных, две лошади на троих, причем у одной воспалены копыта, и тот факт, что один из нас ранен. Как там твоя рука, Самсон?

Гигант, занятый пивом, не ответил, только пошевелил перевязанной рукой, показывая, что с ней все в порядке.

— Я рад. — Шарлей глянул на небо. — Одной проблемой меньше. Но другие остаются.

— Исчезнут. По крайней мере частично.

— Что ты хочешь этим сказать, дражайший наш Рейневан?

— На этот раз, — Рейневан задиристо поднял голову, — нам помогут не твои, а мои конексии [407] Связи, знакомства ( устар .). . У меня есть во Франкенштейне знакомые.

— Случайно, позволю себе спросить, — заинтересовался Шарлей. — Случайно это не какая-нибудь мужняя жена? Вдова? Девица на выданье? Монашенка? Иная дщерь Евы, представительница прекрасного пола?

— Неумные шуточки. И пустые опасения. Мой здешний знакомый — дьякон в Вознесении Святого Креста. Доминиканец.

— Ха! — Шарлей энергично поставил кружку на стол. — Если так, то лучше уж очередная замужняя. Рейнмар, дорогой, а ты, случаем, не страдаешь постоянными головными болями? У тебя не бывает тошноты и головокружений? В глазах не двоится?

— Знаю, знаю, — махнул рукой Рейневан, — что ты хочешь сказать. Domini canes [408] Господни псы ( лат. ) — доминиканцы. , собаки, жаль только, что бешеные. Постоянно на посылках у Инквизиции. Банально, дорогой мой, банально. К тому же, тебе следует это знать, у дьякона, о котором я говорю, есть передо мной долг благодарности. Петерлин, мой брат, когда-то помог ему: вытащил из тяжелого финансового положения.

— Стало быть, ты думаешь, что это имеет значение? Как зовут того дьякона?

— А ты что, знаешь всех?

— Ну, всех — не всех. Но многих. Как его зовут?

— Анджей Кантор.

— Финансовые затруднения, — сказал после минутного молчания демерит, — похоже, в этом семействе явление наследственное. Слышал я о Павле Канторе, которого половина Силезии преследует за долги и увертки. А в кармане со мной сидел Матфей Кантор, викарий из Длуголенки. Он проиграл в кости ciborium [409] Ковчег для святых даров. и кадильницу. Страшно подумать, что проиграл твой дьякон.

— Давнее дело.

— Ты меня не понял. Я боюсь думать, что он проиграл в последний раз.

— Не понимаю.

— Ох, Рейнмар, Рейнмар. Ты уже, думаю, виделся с этим Кантором?

— Верно, виделся. Но по-прежнему не…

— Что ему известно? Что ты ему сказал?

— Практически ничего.

— Первая добрая весть. Давай-ка откажемся и от этого знакомства, и от доминиканской помощи. Нам нужны средства, полученные другим способом.

— Интересно каким?

— Ну, хотя бы продав этот изящной работы кувшинчик.

— Серебряный? Откуда он у тебя?

— Я ходил по сматрузу, осматривал торговые палатки, а кувшинчик неожиданно оказался у меня в кармане. Вот, понимаешь, загадка.

Рейневан вздохнул. Самсон заглянул в кружку, тоскливо изучая остатки пены. Шарлей же занялся рассматриванием рыцаря, который в ближней аркаде в этот момент крыл на чем свет стоит согнувшегося в поклоне еврея. На рыцаре был малиновый шаперон и богатый лентнер, украшенный на груди гербом, изображающим мельничный жернов.