Анджей Сапковский - Сага о Рейневане. Башня шутов

— Пусть попробуют! — распушил светлые усы Рымбаба. — Поехали с нами, поехали, господин Шарлей. Потому как, скажу я вам, здорово вы мне по нраву пришлись.

— Как и мне молодой господин Рейнмар. — Куно Виттрам хлопнул Рейневана по спине. — Клянусь кельмой святого Руперта Зальцбургского! Поехали с нами до Кромолина. Господин Шарлей? Лады?

— Лады.

— Ну, стало быть, — потянулся Ноткер фон Вейрах, — в путь, comitiva [266] Группа лиц, сопровождающих кого-либо ( лат .). .

Пока формировался кортеж, Шарлей поотстал и тихо подозвал к себе Рейневана и Самсона Медка.

— Этот Кромолин, — сказал он тихо, пошлепывая по шее гнедка, — где-то неподалеку от Серебряной Горы и Стошовиц, у так называемой Чешской тропы, дороги, ведущей из Чехии через Серебряный перевал к Франкенштейну и вроцлавскому тракту. Поэтому нам с ними по пути и очень на руку. И гораздо безопаснее. Будем держаться их. Прикрыв глаза на то, чем они занимаются. В беде не выбирают. Однако советую соблюдать осторожность и излишне не болтать. Самсон?

— Молчу и прикидываюсь балбесом. Pro bono commune [267] Для общего блага ( лат .). .

— Прекрасно. Рейнмар, подойди. Хочу тебе кое-что сказать.

Рейневан, уже в седле, подъехал, подозревая, что его ждет и что он услышит. И не ошибся.

— Послушай меня внимательно, неисправимый глупец. Ты представляешь для меня смертельную опасность уже самим фактом существования. Я не допущу, чтобы ты увеличивал ее кретинским поведением и поступками. Я не стану комментировать тот факт, что, стремясь быть благородным, ты показал себя глупым, кинулся на помощь разбойникам и поддержал их в бою с силами правопорядка. Я не стану ехидничать, надеюсь, даст Бог, этот факт чему-то тебя научил. Но обещаю: если ты еще раз сделаешь что-то подобное, я брошу тебя на произвол судьбы. Необратимо и окончательно. Запомни, осел, заруби себе на носу, болван: никто не придет тебе на помощь в беде, ибо только идиот торопится спасать других. Если тебя зовут на помощь, надо повернуться к нему задом и поскорее удалиться. Обещаю: если в будущем ты хотя бы голову повернешь в сторону бедняка, девушки в затруднительном положении, обижаемого ребенка либо убиваемой собаки, мы расстанемся. А потом уж изображай из себя Персеваля на собственный риск и страх.

— Шарлей…

— Молчи. И помни — я тебя предупредил. Я не шучу.

Они ехали по лесным полянам, по доходящим до стремян травам. Небо на западе, затянутое рваными перьями облаков, ярилось лентами огненного пурпура. Темнела стена гор и черных боров Силезской Просеки.

Едущие в авангарде Ноткер фон Вейрах и Вольдан из Осин, серьезные и сосредоточенные, распевали хвалебную песнь, время от времени возводя к небу глаза из-под поднятых забрал. Их пение, хоть негромкое, звучало возвышенно и сурово:

Несколько поотстав, достаточно, чтобы не мешать собственным пением, ехали Тассило де Тресков и Шарлей. Оба, далеко не так серьезно, напевали любовную балладу:

Следом за певцами ехали шагом Самсон Медок и Рейневан. Самсон прислушивался, покачивался в седле и мурлыкал. Было ясно, что слова миннезанга он знает и, если б не хранимое инкогнито, охотно присоединился бы к дуэту. Рейневан был погружен в мысли об Адели. Однако сосредоточиться было трудно, поскольку замыкающие кавалькаду Рымбаба и Куно Виттрам не переставая орали пьянчужные и непристойные песни. Их репертуар казался неисчерпаемым.

Пахло дымом и сеном.

Возвышенная мелодия и благочестивые стихи Фомы Аквинского не могли обмануть никого, знать, рыцарей опережала их репутация. При виде кортежа в панике разбегались бабы, собирающие хворост, словно серны разлетались девушки-подростки. Дровосеки удирали с вырубок, а вспуганные опасностью пастухи забирались под овец. Убежал, оставив без присмотра тележку, дегтяр. Умчались, задрав рясы по самые задницы, трое бродячих Малых Братьев. Их нисколько не успокоили поэтические строки Вальтера фон дер Фогельвайде.

Самсон Медок вторил себе под нос. «Моя Адель, — думал Рейневан, — моя Адель. Поверь, когда мы наконец будем вместе, когда кончится разлука, все будет так, как у Вальтера фон дер Фогельвайде в песне, которую они поют: настанет май. Или как в других строфах того же поэта:

— Ты что-то сказал, Рейневан?

— Нет, Самсон, ничего.

— Да? Но ты издавал какие-то странные звуки.

«Эх, весна, весна… А моя Адель прекраснее весны. Ах, Адель, Адель, где ты, любимая? Когда же наконец я тебя увижу? Поцелую твои губы? Твои груди…

Скорее, вперед, скорее. В Зембицы!

А интересно, — подумал он вдруг, — где сейчас находится и что делает Николетта Светловолосая?»

В конце кортежа, невидимые за поворотом дороги, орали, распугивая животных, Рымбаба и Виттрам.

в которой Рейневан заводит в раубриттеровском селе Кромолин знакомства, ест, пьет, пришивает отрубленные уши и участвует в тинге [268] Совет ( староскандинавск ). ангельской милиции [269] Так святой Бернард называл вначале крестоносцев, а затем тамплиеров (храмовников). , пока в Кромолин не прибывают совершенно неожиданные гости.

С точки зрения стратегии и обороны раубриттеровское поселение Кромолин было размещено удачно — на острове, образованном широким, заиленным рукавом реки Ядковой. Попасть на остров можно было по скрытому среди верб и ив мосту, но его легко было защищать, о чем свидетельствовали запоры, козлы и шипованные кобылицы [270] Заостренные, сколоченные крест-накрест шесты. , явно подготовленные к тому, чтобы преградить в случае нужды дорогу. Даже в полумраке наступающих сумерек были видны другие элементы фортификаций — заграждения и заостренные колья, вбитые в болотистый берег. У самого въезда мост был дополнительно перегорожен толстой цепью, которую тут же сняли слуги — еще прежде, чем Ноткер фон Вейрах успел протрубить в рог. Их, конечно, уже раньше заметили с вышки, просматривающейся по-над ольховником.