Александр Ярославцев - Обманутый и оскорбленный [litres]

Неизвестно по какой причине, командование левым флангом русских войск было поручено генералу Кирьякову, постоянно находившемуся в состоянии легкого подпития. Когда Меншиков объявил ему свое решение, тот, слегка пошатываясь, встал во весь фрунт и произнес фразу, ставшую потом исторической:

– Не извольте беспокоиться, ваша светлость! Шапками французов закидаем!

Прекрасно зная генеральскую слабость и видя ее проявление на военном совете, Меншиков остался верен своему плану и не произвел замену генерала на столь важном участке обороны. Сам же Кирьяков после завершения совещания у князя не удосужился произвести диспозицию своих частей, занявшись более важными для себя делами.

В итоге на позиции левого фланга не было предпринято ничего, чтобы затруднить противнику продвижение в этом направлении, поскольку горный склон изначально был признан неприступным укреплением. Не была разрушена или завалена даже узкая горная тропа, ведущая от подножья к вершине. Генерал веселился, а офицеры не посмели проявить инициативу, отлично помня, что она всегда наказуема.

Было уже около двенадцати часов, когда французские солдаты под командованием генерала Боске устремились в атаку. По общей диспозиции, французы наступали правым флангом, тогда как англичане атаковали левым флангом. Первым предстояло взойти на горную кручу, вторым перейти на противоположный берег Альмы.

Едва только противоборствующие стороны стали сближаться, как сразу выявилось превосходство ружей неприятельских солдат над стрелковым вооружением русских пехотинцев. Вооруженный штуцерами противник стал поражать противостоящие ему плотные линейные ряды русской пехоты с пятисот-шестисот метров, тогда как она могли наносить ответный урон только с расстояния ста – ста пятидесяти шагов.

Больше всего от вражеского огня доставалось русским пушкарям. Французские зуавы безнаказанно выбивали орудийную прислугу батарей, тогда как ядра и шрапнель наносили им урон только на дистанции в сто десять – сто двадцать метров. С бессильным отчаянием смотрели артиллеристы генерала Кирьякова на густые ряды вражеской пехоты, которые быстро приближались к русским позициям без особых потерь. От ярости они скрежетали зубами и громко бранились, видя, как залпы их орудий не приносили противнику никакого вреда.

Позабыв обо всем на свете, не обращая внимания на роем летящие пули, русские пушкари не оставили своих позиций, выказывая полное пренебрежение к смерти. С лихим азартом обреченных бросались они после каждого выстрела к орудию, чтобы успеть прибранить его и торопливо забить в еще горячий ствол пушки новый заряд, прежде чем штуцерная пуля выбьет кого-нибудь из их рядов.

Вскоре настал черед и французов демонстрировать чудеса своей храбрости и настойчивости против русских ядер и картечи. Устилая крымскую землю своими синими мундирами, они упорно продвигались вперед и, несмотря ни на что, старательно держали ровность своих рядов.

– Вив ле император! – громко кричали седоусые сержанты, потрясая над своими головами шпагами и призывая солдат к исполнению священной воли Наполеона.

– Вива ля Франс! – отвечали им французские зуавы, дружно отбивая ногами строевой шаг и готовясь броситься в рукопашную схватку с противником.

По мере приближения противника к русским позициям, пушки артиллерийских батарей, словно по мановению волшебной палочки, стали замолкать. И это не было результатом удачной стрельбы зуавов по орудийной прислуге. Молчание русских пушек заключалось в самой банальной причине, которая тем не менее сыграла роковую роль в этой битве. Охваченные азартом боя, многие орудийные расчеты просто истратили впустую весь свой боезапас, а когда бросились за зарядными ящиками, то оказалось, что они находятся далеко в тылу.

Поэтому, когда синие мундиры вышли на рубеж последнего броска перед рукопашной схваткой, русским пехотинцам приходилось рассчитывать только на себя. Одиночные залпы картечи, хотя и наносившие урон врагу, никак не могли изменить общую картину боя. Но даже в таких условиях русские солдаты показали себя с самой лучшей стороны.

Стоя под убийственным огнем французов, они не дрогнули и не побежали, как на то рассчитывал противник, а, отвечая дружными ответными залпами, стояли ровными рядами, твердо выставив вперед свои трехгранные штыки.

Как ни горячо любили французы своего императора Наполеона и Францию, как ни подзадоривали своих солдат сержанты, но французская сила встретила достойного противника, за плечами которого также стояли славное боевое прошлое и любовь к Родине. В этой кровавой схватке потери обеих сторон росли, словно снежный ком. Люди ежеминутно гибли, сраженные выстрелом в упор, пронзенные штыками, или падали с разбитой головой от удара приклада, но перед этим они стремились любым способом нанести хоть малейший урон противнику, чтобы склонить чашу весов в свою пользу.

Обе стороны были достойны победы, однако у подданных французского императора не было той твердой решимости умереть на поле боя, которая присутствовала у русских, и они начали отступать. Когда уже наметился основной перелом в рукопашном сражении, то, по иронии судьбы, ожили русские батареи, к которым подвезли долгожданный боезапас. Уцелевшие орудия щедро палили картечью по отступающему врагу, стремясь внести и свой скромный вклад в этот боевой успех.

Примерно такая же картина была и на правом фланге русских войск, которыми командовал генерал Петр Горчаков, но с той лишь разницей, что если лишь больше половины французской пехоты имела штуцера, то англичане были вооружены ими поголовно. Засев в зарослях виноградника по склону берега, которые не были уничтожены русскими заранее, британцы методично расстреливали шеренги Брестского полка, прикрывавшего подступы к мосту через Альму.

Не лучшим образом обстояли дела у Владимирского и Бородинского полков, стоявших чуть далее своих товарищей. Их линейные ряды также страдали от штуцерного огня неприятеля, которые выжимали из своего преимущества максимум выгоды, выкашивая русских солдат и при этом сами не неся потерь.

Как и в случае с французами, русская артиллерия ничем не могла помочь своей героической пехоте, обозначив свое присутствие оглушительной пальбой, от которой было минимум толка. Единственным отличием общей картины боя было то, что пушкари правого фланга быстро поняли всю бесперспективность своего занятия и, убедившись, что их выстрелы не причиняют противнику урон, сами прекратили огонь.

Спасение для русских солдат пришло со стороны английской гвардии, которая, выполняя приказ генерала Кинглека, раньше времени двинулась в атаку на мост. Видимо, решив, что противник уже основательно обескровлен, или желая первыми получить бремя славы, гвардейцы ринулись в бой и тем самым заставили своих стрелков прекратить убийственный огонь.