Сергей Извольский - Путеводная звезда. Том 3 [СИ]

Вокруг все также никого.

Все также тает лед, разлагаются на воду, плесень и, наверное, на липовый мед ледяные демоны, злобно пялится пленный Бергер.

Так. Если что-то сейчас важное и происходит, то происходит это либо в истинном мире наверху – на Старой площади Москвы, либо в ледяной башне нового мира. Туда я и направился, больше не задерживаясь – все же даже если Елизавета и Георгий не там, то в башне и Чумба, и меч, и ледяная корона.

Сейчас я, на бегу, между делом подумал о том, что очень опрометчиво забыл на арене в Инферно черную корону подчинения. Как бы с ней чего не вышло – хорошо хоть догадался Модесту сказать ее подобрать.

С такими мыслями, периодически ускоряясь во времени и уходя от атак немногочисленных теперь здесь демонов орды, проскочил по лестнице, устланной размазанными телами тварей и осколками ледяных глыб. И прямо с лестницы, даже не заходя в здание, цепочкой телепортаций поднялся сразу в тронный зал третьего этажа – пройдя через рваную дыру в стене.

Ну да, все здесь. Кроме Чумбы, меча и короны, тут и Елизавета, и Николаев, и Георгий. Который, кстати, умирал. Страшно и окончательно – Георгий стоял на коленях в центре начертанной Тьмой пентаграммы, пытаясь закрыть лицо руками; у него не очень получалось – выжигающая его тело и душу сила заставляла его руки широко расставить. Позади Георгия стоял Николаев, вознеся руку над его затылком – в жесте изгоняющего Тьму экзорциста. Вот только Николаев не изгонял Тьму, а выжигал – вместе с душой Георгия.

Еще немного, считанные секунды, и Георгий умрет – понял я. Понял скомпилированным знанием Абаддона, и подаренного Астеротом чутьем дьявольского предчувствия.

Георгий умрет, а ритуальный нож, созданный им, останется у меня.

Ну и что, что нож опасен? Это всего лишь инструмент. Как молоток – которым можно строить дом, забивая гвозди, а можно дробить в кровавую кашу фаланги чужих пальцем. И с этим инструментом только я смогу выбирать, строить мне или разрушать…

– Эй! Псс! Стойте! – выкриком оборвал я странный шепот догадок, который очень уж убедительно увещевал меня оставить нож себе. Да и вообще как-то очень уж идеально все получилось с тем, как этот самый нож у меня оказался.

«Артур!» – обернулась ко мне Елизавета, сверкнув (буквально) глазами.

– На паузу не поставить? – снова поинтересовался я, показав на корчащегося на коленях Георгия.

Николаев попробовал отвлечься, и действительно «поставил на паузу» процесс его уничтожения. Елизавета же, глядя на меня, явно собиралась сказать что-то резкое. Сказала бы, наверное, уже давно, просто она полагаю редко говорит что-то резкое, и сейчас явно просто сразу не нашла слов. Но весь ее вид буквально кричал о том, что при наличии ума ни один нормальный человек не будет прерывать убийство высшей сущности, отвлекая исполнителей от такой опасной и важной операции.

– Ничего не забыли? – держа кончиками двух пальцем за рукоять блестящий ритуальный клинок, поинтересовался я одновременно и у Елизаветы, и у смотревшего на меня Николаева.

«Вот это поворот», – примерно так можно было характеризовать эмоции обоих. Потому что они поняли, что именно это такое.

Георгий, кстати, тоже понял – я услышал отзвук как будто заключенной в клетку ярости. Хм, да он похоже специально этот клинок оставил, и шепот льющийся только что мне в уши – тоже его рук дело.

– Давай сюда, – практически беззвучно произнес Николаев. Приблизившись, я передал ему клинок.

После этого у Николаева с Елизаветой состоялся краткий, мысленный, обмен фразами. Который, атмосферой эмоций, вдруг невероятной похожестью интонаций напомнил мне переговоры двух слесарей, которые болгаркой пилят пустой ацетиленовый балон, обсуждая в процессе взорвется ли он, или нет. Неуверенность обоих была столь сильна, что я даже всерьез подумал о том, а не свалить ли мне отсюда.

Правда, в отличие от обычно полагающихся на авось слесарей, Николаев с Елизаветой уверенно решили, что то, что они собираются сделать, определенно взорвется. Но «пилить» не прекратили.

«Накрой нас», – услышал я последнее, что сказал Николаев перед тем, как вновь сконцентрироваться на убийстве Георгия.

И сразу после того как Елизавета подтвердила постановку защиты, ритуальный нож Николаев подкинул в воздух. Клинок взлетел вверх, несколько раз обернувшись вокруг своей оси – а Николаев в этот момент сделал сразу два движения. Первым он заставил Георгия запрокинуть голову назад и закричать от боли, а вторым вбил зависший в воздухе лезвием вниз клинок ему в открытый рот. Причем сделал он это, наполнив удар чистой силой – вбивая нож не только в физическое тело, но и в астральное.

Георгий снова забился в конвульсиях – Николаев продолжил сжигать его тело и душу. Долгие секунды казни наконец закончились и иссушенное словно мумия тело Георгия упало на лед. Второй кстати, за короткий срок, великий князь на счету Николаева – который, отказавшись от титула, буквально грозой Императорской фамилии стал, подумал я.

Вот только в момент смерти Георгия ничего не закончилось. Его посмертный крик раздался настолько громкий, что я не сразу понял, что он сопровождает выплеск накопленной Георгием энергии. От которой нас закрыла Елизавета; вернее она не столько нас закрыла, сколько заключила в кокон тело Георгия – так что взрыв высвободившейся стихийной силы ударил вертикально вверх. Прямо в потолок.

Ледяная башня, сравнимая по размеру с небоскребом, взорвалась изнутри – словно по ее центру были распиханы заряды взрывчатки. Лед одномоментно вспухшего здания разлетелся в стороны, глыбы полетели прочь, падая по ледяной долине, а мы втроем остались стоять в центре зала, в котором вдруг не стало потолка. Нам при этом ничего не грозило – мы словно оказались в оке бури, которая свирепствовала сейчас по сторонам.

Глыбы от мгновенно разрушенного здания еще парили в воздухе и разлетались по сторонам, а я уже, бросив оценивающий взгляд и на Елизавету, и на обессиленного казнью Николаева, подбежал к распятому на стене Чумбе.

Бурбон умирал. Его раны были несовместимы с жизнью – и, если бы не Сила Крови, переполнявшая его в момент поединка с Георгием, душа Чумбы давно бы покинула истерзанное тело.

– Так-так-так, ну-ка не умирать, – двумя ударами сбив ледяные шипы, я подхватил бурбона и положил его на пол. Чумба смотрел на меня почти погасшими глазами и пытался что-то сказать. Зубастая пасть его открывалась, но вместо слов раздавались только хрипы.

Субординация бурбонов – вспомнил я. Обращаться так, как обратился к тебе хозяин – а я, сбивая ледяные шипы, говорил голосом, а не мыслеречью. Так что и Чумба пытался сейчас, преодолевая смертельную пелену, что-то сказать вслух.