Алексей Вязовский - Сапер [СИ]

Я кивнул Аркаше и мы потихоньку, стараясь не привлекать внимания, собрались слинять из приемной. Быть свидетелями чтения таких документов – ну его в болото. Лучше уж пусть они там между собой решают, кто трус и дезертир, а кто прилагал все усилия, чтобы такого не случилось. Официальную версию того, что нам положено знать, скоро узнаем.

Мы стояли у приоткрытой двери, изо всех сил делая вид, что изучаем особенности стенового покрытия, а сами, естественно, грели уши. Какое-то время начальники что-то говорили невнятно, а потом послышался голос генерала, удивительно спокойный после такого разгона с самого верха:

– А это значит, что мы продолжим защищать УРы, – сказал Кирпонос. – Вот, кстати, Никита Сергеевич, ознакомьтесь с донесением командира шестьдесят четвертого корпуса Кулешова.

Мы с Аркашей застыли в дверях приемной. И хочется послушать и колется от опасений быть застуканными.

– …докладываю… в два часа ночи…обстрел прекратился… Ничего не понимаю…

Хрущев громко высморкался.

– Это означает, что вчера в отсутствие возможности вести контрбатарейную борьбу с Шкодами, наши доблестные бойцы совершили дерзкую вылазку против целого усиленного батальона немецкой охраны гаубиц и обстреляли их из минометов. Судя по массированным взрывам на позиции фашистов, а также учитывая тот факт, что Шкоды перестали стрелять…

– Так это же подвиг! – сообразил Хрущев.

– Именно так и нужно сообщить в Ставку. Дескать, юго-восточный фронт не только не собирается отступать, а еще повредил…

– Уничтожил!

– Ну это вряд ли. Повредил стратегически важное немецкое вооружение.

Аркадий от избытка чувств больно хлопнул меня по спине.

– Напишем, что уничтожил, – продолжал давить Хрущев. – Обе сверхтяжелые осадные гаубицы. Всех участников рейда надо срочно представить к орденам и медалям!

– Одна из групп погибла, – добавил Кирпонос.

– Вторая же жива? Участников первой – посмертно. Я сейчас пошлю телеграмму Мерецкову, сообщу хорошую новость.

– Ну и жук этот Хрущев, – тихо шепнул мне на ухо Масюк. – Хочет себе всю славу заграбастать. Небось, еще напишет, что придумали и осуществили под его личным руководством.

– Пусть пишет что хочет, главное, пушкам кирдык.

После ухода Хрущева, Кирпонос и нам сообщил о вылазке против гаубиц – все-таки мы вроде как причастны к этому. Поблагодарил, конечно, за смекалку и всякое такое. Про награды речи не было, да я и понимал, что после Знамени ничего еще долго не светит, в сорок первом с наградами туго.

Кстати, Масюк проболтался, что мой орден не из загашника Кирпоноса возник. После представления от Поппеля запросили Москву, там что-то мурыжили, уточняли, тут Аркаша подробностей не знал, а потом спустили команду вместо Героя дать Знамя – какой уж Герой окруженцам. Но об этом мой товарищ порекомендовал помалкивать, а лучше забыть навеки. Так что всё Кирпонос при нашей встрече уже знал, просто сыграл сценку из спектакля «Щедрый начальник». Ну да я не в обиде. Всё лучше, чем ничего.

Домой я возвращался опять в потемках. Та же очередь у хлебного, те же женщины со своими причитаниями, вой сирен. Вот только под подъездом никого не было: ни любимой, ни соседа-алкаша.

Дверь оказалась не заперта. Надо Вере сказать, чтобы закрывалась, а то всякого дерьма сейчас повылезет из своих нор… Но сделать жене внушение не получилось. В прихожей, прямо у порога лежал Пират. Проклятая животина слишком быстро почуяла волю, так скоро и в постель полезет. Вот и сейчас, только хвостом дернул, подлец, ни на сантиметр не сдвинулся. Я перешагнул его и позвал жену:

. – Верочка! Ты где? Мужа встречать не собираешься?

Рыжая любовь вышла в прихожую, шмыгая носом. Вытерев щеку ладонью, она попыталась прошмыгнуть на кухню, но я схватил ее за руку.

– Отпусти, дай пройти, – каким-то глухим голосом сказала она. – Не хочу, чтобы ты меня такой видел.

– Что случилось? – начал допытываться я, разглядывая ее заплаканное лицо. – С тобой всё в порядке?

– В Москву отправляют, – не поднимая головы, ответила Вера. – К Бурденко.

– Когда? – мне от этой новости тоже стало не по себе. Вроде и обсуждали такую возможность, а вот случилось – и как мешком по голове. Настроение упало, конечно. С одной стороны – порадоваться надо за жену. Будет в столице, в безопасности. А с другой – расставаться не хочется совсем.

– Послезавтра утром, самолетом, – Вера обняла меня, прижалась. – Не хочу уезжать от тебя.

– Ехать надо, – сказал я. – Здесь очень скоро развернется ад. Мне спокойнее будет, если ты окажешься подальше отсюда.

– А ты? Про меня ты подумал? Мне каково без тебя?!

– Да как-нибудь выкручусь, не переживай, – попытался я ее успокоить. – Давай лучше поедим, я голодный, Пирата сожрать готов!

Вера начал собирать на стол, а я помыл руки и сел возле нее.

– А у тебя что? – спросила она, расставляя тарелки. – Где вы были? Я вчера ждала допоздна…

Черт! Хотел же оставить записку, да не успел.

– Ты же понимаешь, что я не могу тебе это рассказывать. Всё нормально было, скучная командировка, ничего интересного.

– Ты, Петя, как врать начинаешь, у тебя глаза краснеют, – сказала Вера и засмеялась, когда я невольно потянулся рукой к глазу, который внезапно захотелось потереть. – Ну как ребенок, честное слово! Я понимаю, что военная тайна. Переживала просто.

– А потом перестала? – улыбнулся я. Как же заразительно она смеялась, моя любимая!

– А утром я позвонила Марченко, ну помнишь, он нас сюда привел еще? И он сказал что вы вернулись и всё хорошо.

Я подумал, что не знаю про свою жену слишком многого. Марченко я помнил, вот только не знал, как с ним связаться. И уж точно не догадался бы искать кого-то из интендантской службы для того, чтобы узнать, где моя жена. Но спросить завтра у этого тылового жука, с какой радости он кому угодно по телефону разбалтывает о моем местонахождении, не говоря уже про комфронта, это я догадаюсь.

И куда теперь девать это ходячее хранилище блох?

Только легли, как на улице завыла воздушная тревога. Вскочили, пулей собрались и бегом в бомбоубежище, в подвал соседнего дома. Народу к моменту нашего прихода там набилось уже немало, так что пришлось пробираться через ноги, чемоданы, узлы с барахлом и один раз даже перешагнули через корзинку с кошкой. Это нам терять нечего: рассовал по карманам документы – и в путь, а люди тащат за собой всё, что успевают схватить. Пройдет совсем немного времени, и барахла будут таскать всё меньше, а пока тут натуральный цыганский табор.

Рядом с нами сидела большая еврейская компания. Все молчали, только одна женщина сбивчиво рассказывала своей соседке, как они добирались из Нежина, а теперь вот здесь, потому что Аврам Петрович уже неделю как в армии, а квартира свекрови на Льва Толстого стоит закрытая, пришлось идти ночевать к знакомым, сюда, на Героев Стратосферы. Девочка лет двенадцати, которую она держала за руку, не захотела слушать этот рассказ, скорее всего, не впервые, и сказала: