Владислав Стрелков - Тропой мужества [litres]

– Вот и нам работа, – пробормотал Маргелов.

Залп второго отделения стал для немцев сюрпризом.

Открыл огонь и Черных, двумя длинными очередями добив тех, кто уцелел. Затем, пока бойцы первого отделения спешно отходили, отстрелял остаток ленты, целя вдоль колонны, и после чего расчет, быстро сняв «максим», переместился на другую позицию, где оба принялись быстро набивать ленту патронами. Вася со своим трофейным MG прикрыл их отход.

Бабахнул взрыв на первой линии окопов, затем начался плотный обстрел. Мины рвались, выкашивая кусты и перепахивая землю. Вал разрывов постепенно перемещался вперед. Пришлось покинуть этот окоп и отойти.

Сдвигая чадящую технику и подминая придорожные кусты, вперед выдвинулся танк. За ним появился еще один. У перевернутых мотоциклов танки остановились. Один выстрелил из своей короткой пушки. Снаряд взорвался именно там, где еще минуту назад был Маргелов.

– Вот ведь… – скрипнул зубами Вася. – РПГ бы сюда!

Немцы начали обстрел всех подозрительных мест. Работала минометная батарея и оба танка. Пригибаясь ниже бруствера, появился Самойлов.

– Все! – выдохнул он, бросая трофейный пулемет на дно окопа. – Нет больше отделения. Я да еще двое бойцов, и все! – отделенный помолчал немного. – Но как мы им дали! Два танка и две машины сожгли. Три десятка вражин разом на тот свет отправили. И еще на отходе полтора десятка положили. – Сержант зло пнул MG. – Заклинил, зараза. Остаток патронов я бойцам оставил. Они там слева немцев встретят. А я за патронами…

Устало привалившись к стене, Самойлов спросил:

– Что же дальше, командир?

– Держаться, сержант, держаться.

Обстрел затих, и танки поползли вперед. Следом за ним двинулись солдаты. И тут во фланг немцам ударил залп отделения Уварова и заработал трофейный MG. Одновременно полетели бутылки в технику. Но удалось поджечь только один танк, до второго ни одна бутылка не долетела.

Немцы ответили мгновенно – на опушке начали рваться снаряды. Уцелевший танк сдал немного назад и тоже начал обстреливать лес.

Замолчал трофейный MG. Выстрелы винтовок затихли.

– Неужели все погибли? – Кулаки невольно сжались.

В ответ раздался одиночный выстрел «мосинки». Потом взрыв…

– Вот и мои так… – пробормотал сержант. – Я к своим, командир.

Вася кивнул и дал очередь по появившимся на опушке немцам. С востока пришел грохот разрыва. Маргелов невольно оглянулся и понял – Давыдов подорвал мост. В этот момент рядом бабахнул взрыв. Васю отбросило и сильно приложило об стену окопа.

Пришел в себя почти сразу, огляделся – вокруг убитые. Где-то бил пулемет. От звона в голове не определить – чей. Слышались выстрелы «мосинок», значит, есть еще живые. Еще что-то с лязгом приближалось. Взгляд выхватил полузасыпанные землей бутылки с зажигательной смесью. Подполз и вытянул пару.

– Это есть наш последний и решительный… – пробормотал Вася, приподнимаясь.

На него полз танк. Маргелов поджег фитиль на обеих бутылках, размахнулся и… бутылка вдруг лопнула еще в руке. Пламя мгновенно охватило тело… изнутри вырвался крик боли… сознание вдавило куда-то в глубину… тело рванулось вверх и вперед… боль стала невыносима и… тьма.

– Гремя… огнем… сверкая… блеском стали, – это было не пение. Шепот пополам с хрипом. Но эти слова из песни просились наружу. Через силу и сквозь зубы. – Пойдут… машины… в яростный… поход, фух!

Черных привалился к сосне, переводя дух. И еще больше сгорбился, чтоб раненого не уронить, иначе потом сил не хватит вновь взвалить его на себя.

– И где машины? Где поход? Где соколы наши, а?

В глазах от натуги плыли светлячки, сердце ухало в груди паровым молотом и ноги начали наливаться свинцом. Пройти-то осталось всего ничего, а попробуй, сделай шаг…

Застонал раненый.

– Ничо-ничо, – пробормотал дед, часто дыша, – сейчас придем уж, потерпи. Только дух переведу и…

Оттолкнуться от сосны удалось с трудом, и то чуть не упал. Начал спускаться в ложбину. Оступившись на корневище, Черных повалился вперед. Падая, он придержал раненого, стараясь уберечь его, и сам больно ударился боком. Эта боль прорвалась наружу вперемешку с обидой и бессилием…

– С голыми руками… на танки… – зашептал Черных, часто вздрагивая, – мальчишки ведь… не жили еще…

По морщинам побежали слезы, чернея от впитанной пыли и копоти. Седые усы и борода намокли и потемнели.

– А сержант-то как свечка… Господи! – и рука сотворила крестное знамение. – Господи, помяни во Царствии Твоем православных воинов, на брани убиенных, и прими их в небесный чертог Твой, яко мучеников изъязвленных, обагренных своею кровию, яко пострадавших за отечество…

Частый перестук выстрелов насторожил. Черных всхлипнул последний раз и посмотрел в ту сторону. Нет, это не перестрелка. Немцы раненых добивают. Или в трупы от злости палят. С них станется…

– Сволочи… – с ненавистью процедил Кондрат Степанович. – Сволочи! Сволочи!

Еще выстрелы, уже ближе. Надо спешить – немцы начали прочесывать лес.

Злость придала сил. Взвалив бойца на себя, дед дотащил его до схрона, бережно положил на землю, затем приподнял створ, закрепил его упором, после чего подхватив раненого под руки, затащил внутрь.

– Вот и добрались… – сказал Черных, беззвучно закрывая створ. – Тут они нас не найдут.

Он и сам этот схрон не нашел бы, если б не оступился и не упал в неглубокую впадинку рядом с кустом орешника. Кто-то очень постарался, строя это укрытие, в которое прятали оружие, боеприпасы и продукты. Правда, продуктов давно нет. Остались винтовки, револьверы и патроны к ним.

Кондрат Степанович пристроил бойца на расстеленном тряпье, сам бессильно привалился к ящикам и с минуту сидел, пялясь в полутьме на закрытый выход. Потом спохватился – из ящика справа достал два нагана, оттуда же хватанул патронов, сколько в руку попало, и принялся заряжать револьверы. Рядом шевельнулся боец.

– Где я? – прохрипел он.

– В схроне, сынок, в схроне.

– А…

– Тс-с-с… – приложил палец к губам дед, затем ткнул им вверх и прошептал: – Немцы. Потерпи, парень.

После чего направил оба револьвера на выход и принялся ждать.

Вася слетел с кушетки и начал стряхивать с себя пламя и не сразу понял, что огонь только кажется.

– Вот… напасть… – пробормотал он. – Где это я?

По лицу тек пот, затекая в глаза. Вытерев лицо он, наконец, смог осмотреться. Но сразу ничего разглядеть не смог – в глазах двоилось, и голова шла кругом. Посидев немного с закрытыми глазами, вновь осмотрелся.

– Дома! – выдохнул Вася.

В лаборатории стояла тишина и царил сумрак. Перед светящимся монитором разглядел дремавшего Пашу. А Жуков где? И сколько времени? Разглядеть стрелки на настенных часах не удалось.