Михаил Ланцов - Граф

— Ты не понимаешь…

— Что я не понимаю?! — перебил его Андрей, подавшись вперед. — Я — сражаюсь. Хотя мог бы сбежать в тихое и теплое место. Много раз мог. Но я сражаюсь за себя, свою семью, свои страну. А вы? Что делали вы? Ты хоть представляешь насколько величественной державой был даже не единый древний Рим, а хотя бы просто восточная его часть во времена Юстиниана? Понимаешь?

— Земли Великой Порты уже приблизились к границам Юстиниана.

— Земли… границы… — тихо повторил Андрей. — А люди? А армия? А культура? Ладно. Это все пустое. Обсуждать римское наследие с человеком, что ставит толпу крестьян-азапов вровень с могуществом старинных комитатов бессмысленно. Рим пал и давно сгнил. Наверное, еще во времена Ангелов. Так что нынешние его потомки судят о нем лишь по костям.

— Почему Ангелов? — неподдельно удивился отец Дионисий.

— Потому что они его сломали. Вот как Андроника Комнина свергли, так и все… дальше уже была агония. Просто агония…

— Это сложный вопрос.

— Долгий скорее… Долгий… — покачал головой возразил Андрей. — Ты спрашивал меня о том, с чем можно подойти к моему Государю для примирения? Я отвечу, как думаю. А дальше уже судите сами. Первое. Вы должны собрать вновь Вселенский собор и признать решение предыдущего ничтожным. Второе. Вы должны признать на том соборе автокефалию церкви Руси. Зависеть от воли султана мы более не желаем. Третье. Вы должны признать титул Иоанна Васильевича. Я не уверен, что он желает лавров наследника Василевса. Но вот то, что он Государь всея Руси — это должно быть твердо. И вот после этого уже подходить к нему, дабы восстановить церковное общение.

— А иначе никак?

— Иначе? — повел бровью Андрей. — Иначе можно. Перевозите резиденцию Константинопольского патриарха в Москву. Чем не выход? Папы ведь в Авиньоне жили вон сколько лет. Чем ваш патриарх хуже? Зато окажется под рукой православного монарха в православной стране.

— Боюсь, что…

— Просто не будет, — перебил его воевода. — И малой кровью вы не отделаетесь…

[1] В традиционном исламском праве за содомию — смерть. Это очень серьезное преступление. Все же, что с ним было связанно также осуждалось. Что, впрочем, не искореняло эту проблему и даже в какой-то мере культивировало, добавляя остроты.

1556 год, 7 ноября, Шатское графство [1], крепость

Петр стремительно и с нескрываемым волнением шел по улице, зажимая в руке два футляра для свитков. Достаточно внушительные. Вскрытые. Вон, печати на них сломаны и болтаются на бечевочках. Шел быстро. Хотя ему казалось, что еле ползет. Из-за чего ускорялся еще скорее…

Наконец он достиг здания ковровой мануфактуры.

Решительно распахнул дверь.

Вошел.

Прошел к помещению, где обычно находилась старшая над ковровыми ткачихами — Прасковья. И, по совместительству, его любовь. После того публичного чуть ли не отказа взять ее в жены у них отношения испортились совершенно. Она его стала избегать и, при случае, уязвлять языком, отпуская очень едкие комментарии.

Петр терпел.

Ему было больно и обидно, но он терпел. Лишь с укоризной смотрел на нее. Любуюсь ее лицом… ее глазами… Теперь же получилось все исправить…

Прасковья в своей коморке была не одна. Она там беседовала с двумя ткачихами о чем-то. Однако, когда влетел Петр, они синхронно замолчали и уставились на незваного гостя.

— Все вон! — рявкнул тот. И тут же, спохватившись, добавил той, к кому он так спешил: — Кроме тебя.

Женщины не стали перечить старшему человеку в крепости. И что-то бессвязно пискнув, выскользнули скорее, чем Прасковья успела отреагировать. Слишком уж шокировала ее эта выходка.

— Ты что себе позволяешь?! — воскликнула она, резко встав и уперев руки в боки. — По какому праву ты меня позоришь прилюдно?!

— Позорю? — несколько опешил тот.

— Да! Позоришь! Ты мне не муж, не брат, не сын и не отец. По какому праву ты смеешь оставаться со мной наедине? Да еще так бесцеремонно и прилюдно?

— Я… ты меня не так поняла.

— Да? А как я тебя должна понять?

— Мне с тобой нужно поговорить. ОЧЕНЬ нужно. С глазу на глаз. Если не тут, то где?

— Поговорить, говоришь? — напряженно переспросила Прасковья, прищурившись.

— Да. Это касается нас.

— Нас? — удивилась она. Чуть помедлила. И что-то для себя решив, пошла к двери, походу бросив, — на стене поговорим. Там и на виду у всех, и вдали от лишних ушей.

Вышла. И пошла туда.

Петр же поспешил за ней. Лишь зыркнув недовольно на ткачих, что стояли у двери и никуда не уходили. Они за свою старшую явно переживали. Более того, эти «букашки» глядели на главного человека в крепости с осуждением и недовольством. Молчали. Но взгляда хватало за глаза. Лучше бы матерились…

Вышли они на стену.

— Ну, о чем ты хотел со мной говорить? — кутаясь в теплый плащ, поинтересовалась женщина.

— Я виноват перед тобой. Там, у реки.

— Так ты об этом хотел поговорить? — фыркнула Прасковья. — Я ухожу… — добавила она и начала разворачиваться. Но Петр ее схватил за руку.

— Постой. Подожди. Просто выслушай меня.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя. Жить без тебя не могу.

— А тогда чего же сбежал и опозорил меня?

— Прочти это, — произнес Петр, ловко вытащив из одного футляра грамотку.

— Что сие?

— Выписка от Разрядного приказа.

Прасковья приняла свиток. Развернула его. И медленно прочитала вслух. Свернула. И вернула Петру.

— Я и так об этом догадывалась. И решила, что ты меня в жены брать не хочешь. Брезгуешь.

— Вздор! Вот! Читай и этот! — протянул ей второй свиток Петр.

И вновь урок чтения вслух.

Пауза.

И еще раз. Только медленнее и вдумчивее.

— Это как понимать?

— Так и понимать. Венчан я был. Оттого и не мог взять тебя под венец. Понимаешь? И раскрыться не мог. Опасался, что моих близких перебьют, как магнат тот и сказывал, прямо у меня на глазах. Скрывался. В другую державу уехал. Нищим прикидывался. Потом вот в глуши жил…

— Ты думаешь, что я бы тебя выдала?

— Не мог я рисковать. Опасался, что, если узнают, что и ты мне дорога, тебя тоже убьют. Только лишь поняв, что тебя теряю, открылся Андрею и помощи у него попросил. Не смог более терпеть.

— Поверить не могу, — покачала она головой. — В нашей судьбе участвую и патриарх, и Царь…

— Только благодаря графу.

— Ну да… Разумеется… Что с той семьей?

— Венчались мы без свидетелей и без дозволения опекуна. Посему патриарх брак не законным и признал.

— Священник решился на такое дело? Не поверю.

— Мы прибыли к нему как простые селяне. Девушку представил сироткой и бесприданницей, а сам сказался бобылем, что тут на заработках. Он нас и обвенчал.

— Без свидетелей?