Олег Северюхин - Ваше благородие [litres]

Столыпин сморщился как от пилюли хинина 8 .

Я бил наверняка. Знание истории – это главное для современного человека. Тем зомби, которых воспитывала Коммунистическая партия, история давалась в таких пределах и объемах, чтобы они по любому поводу кричали «так точно», «уррааа» и «от Курил до Британских морей Красная Армия всех сильней». И современные зомби исступленно кричат, как хорошо было в СССР, хотя и понятия не имеют, как там было.

– И что мне прикажете делать? – спросил Столыпин. – Что мне докладывать ЕИВ.

– Воля ваша, ваше высокопревосходительство, – сказал я. – Можно держать их в счастливом неведении до марта 1918 года, но кто будет рядом с ними, когда вас не станет? В четырнадцатом году начнется война, и ЕИВ полезет командовать войсками, а военный он, извините, не ахти какой. Ему нужно парады принимать, крестами награждать, а не стратегические операции планировать, для этого опытные генералы нужны. А генералы выступили против царя потому, что он бросил страну, скрылся в Ставке и дождался революции. Стране нужен решительный премьер, а кто может быть решительнее вас? Кстати, когда Ленин появится, я вас сразу проинформирую. Какие будут указания? – и я щелкнул каблуками, показывая готовность идти и исполнять поручение.

Столыпин Петр Аркадьевич смотрел на меня, размышляя, как бы он разорвал меня, вдоль или поперек. Или применил бы свой «столыпинский галстук».

Премьер нажал на кнопку звонка. Неслышно появился ротмистр Сенцов.

– Сенцов, нас не тревожить до особого указания, – сказал он.

Сенцов ловко щелкнул каблуками с серебряными шпорами и вышел. Кавалеристы они мастера на это дело.

– Пойдемте, – сказал Столыпин и пальцем указал на дверь, ведущую в комнату отдыха. – Расстроили вы меня, – сказал премьер, открывая дверцу зеркального шкафчика, где стояли бутылки и рюмки. – Что будете пить?

Мне он налил водки, себе – тоже и, не чокаясь, выпил, закусив кусочком колбасы.

Кстати и к слову, тогда не было колбасных изделий категории А, Б или мясных продуктов, которые даже голодная собака есть не станет. Если сказано колбаса, то это только продукт из мяса.

Я выпил водки и заглушил послевкусие кусочком копченой колбасы.

– Что нужно делать? – спросил Столыпин.

– Начинать все сначала, – сказал я. – Я сейчас поеду к Григорию Ефимовичу, а вам нужно ехать к ЕИВ с большим приветом от Ангела. К вечеру и мы приедем туда. А там посмотрим, что нужно делать.

На том и договорились.

В резиденции Распутина я сразу пошел в атаку.

– Ты что, хочешь убить ЕИВ и его августейшую супругу? – зловеще спросил я. – Кто должен был наблюдать за тем, чтобы все намеченное было выполнено полностью? Ты! Потому что ты там постоянно ошиваешься и мух не ловишь. Ты и сам себе приговор подписал. Я смотрел в Книгу, и там все так, как было раньше, только неизвестна дата смерти Столыпина, а вот ваши даты ни на день не изменились. И каждый день промедленья смерти подобен. А вы целых четыре месяца ждали. И я ждал, думал, что вы образумитесь. Да только вы себя бессмертными почуяли. А в Книге написано, что апреля семнадцатого дня появится Ленин, который отдаст приказ на расстрел царской семьи, и он пойдет по всей России, срывая наземь царские орлы. Бросай все, едем к царю, и смотри, если будешь идти на поводу у самодержцев Всероссийских. Тянуть на себя самодержавие это все равно, что тянуть на веревке волка, который вас и сожрет.

Григорий слушал меня и частенько крестился. Кому охота знать день и час своей смерти? Каждый надеется прожить дольше, но сколько определено в Книге, то уже никак не обойдешь, если не перепишешь эту Книгу в силу своих возможностей.

Олигарх может раздать на благотворительность свои миллиарды и полностью переменить свою жизнь, и, возможно, он проживет дольше и в лучшем настроении, чем до этого.

Может это сделать и кровавый диктатор, став нищим где-нибудь на пороге заброшенной церквушки. Но никто не гарантирует, что его все равно найдут и повесят за ноги на воротах этой церквушки, но он может прожить подольше в радости, что его не настигло возмездие раньше.

Много имеющие никогда не пойдут на переписывание Книги, потому что думают, что уволокут за собой в могилу все, что они накопили, наворовали или награбили. Хуже, когда так же думает диктатор, мечтающий о том, что он устроит кровавый пожар на всей планете и недостойный его народ уйдет в могилу вместе с ним.

– Едем, немедленно едем, – чуть ли не кричал Распутин, надевая на себя теплые вещи. Судьба судьбой, а январь январем, босиком по морозу далеко не ускачешь.

В Царское Село мы приехали, когда на улице уже смеркалось. Зимой и часы не нужны. Смеркается – семнадцать часов, светает – девять часов. Машина остановилась у крыльца Александровского дворца, и Распутин бегом бросился к парадной двери.

Я не торопясь вышел из машины и пошел туда же, снимая на ходу перчатки. Мне торопиться некуда. Швейцару в ливрее сдал свою шинель, фуражку (утепленную и с наушниками, зима же) и шашку с портупеей.

Дежурный офицер меня уже видел и повел в комнату перед царскими покоями.

– Успеете перекурить, господин капитан, – сказал поручик, – там у них много посетителей.

Покурить я действительно успел, и только я затушил папиросу, как мимо меня промчался дежурный офицер и заскочил в царские покои. Через минуту он выскочил обратно, двумя пальчиками картинно вытер воображаемый пот со лба, неторопливо подошел ко мне и сказал:

– Очень даже срочно требуют вас. Сильно не торопитесь, там все почему-то в большом расстройстве, если попасть под горячую руку, то можно и погон лишиться.

– Живы будем – не помрем, господин поручик, – сказал я и пошел в царские покои.

Я вошел в гостиную и остановился у дверей, громко щелкнув каблуками. Я строго соблюдал все правила. Нечего без приглашения переться к начальническому столу или первым тянуть руку для рукопожатия.

– Да идите же сюда, – плачуще махнула рукой Александра Федоровна. – Как же так? Неужели все вернулось на свои места?

– Увы, мадам, – сказал я, – все осталось на своих местах, только неизвестна дата удачного покушения на господина премьер-министра, а еще написана дата появления Ленина, который отдаст приказ о расстреле вашей семьи.

– Когда же он появится? – рыдая спросила она.

– В апреле семнадцатого числа после расстрела рабочих на Ленских золотых приисках, – сказал я. – Тогда симбирский дворянин Ульянов возьмет себе псевдоним Ленин.

– Это не брат казненного цареубийцы Александра Ульянова? – спросил ЕИВ.

– Родной брат, ваше величество, – сказал я, – и он поклялся отомстить за смерть своего брата.

– Что же нам делать? – спросила императрица.