Александр Дорнбург - Тревожная весна 1918

Казаки, бежавшие из Новочеркасска с походным атаманом Поповым в Сальские цепи, в количестве 1700 человек плюс к ним 250 гражданских, сейчас идут по большой дуге по задонским степям к станице Цимлянской. И этот марш не походит на прогулку в Булонском лесу. В бои с крупными частями красных казаки стараются не вступать, но по пути активно вербуют в свои ряды местных калмыков. За два месяца этот отряд увеличится до 3 тысяч бойцов. Вслед за белоказаками идет отряд "красных казаков" предателя-старшины Голубова (10 полк и 6 казачий батальон). Он не столько преследует отряд Попова, сколько наводит революционный порядок в этих местах.

Естественно, все происходит по классике революционного жанра: грабежи и расстрелы, расстрелы и грабежи. Красные ловят отставших "поповцев", выискивают раненых и прячущихся "нейтралов." Дня через три "голубовцы" поймают в станице Денисовской скрывающегося в доме калмыцкого священника заместителя войскового атамана М. Багаевского, отправят его в Новочеркасск и там, под угрозой расстрела, заставят выпустить воззвание с призывом к казакам не сопротивляться Советской власти. С данным воззванием его будут водить по митингам, как медведя на цепи. После этого Багаевского все равно расстреляют.

И тем не менее, отрадно видеть, что даже у отмороженных на всю голову "голубовцев" ныне установившиеся дикие революционные порядки вызывают резкое неприятие. В конце концов, всякую власть берут для того, чтобы затем спокойно вкушать ее плоды, а не жить среди ужаса. Странно было то, что при Каледине эти же казаки, под влиянием революционного угара и большевистской пропаганды, оружием отстаивали права трудового казачества, попираемые будто бы "буржуазным" Донским Правительством, а теперь молчат, как воды в рот набравши. Наступили тяжелые времена для нашего Отечества. Хотя, на фоне общей растерянности и бесправия запуганных жителей Дона, поведение "голубовцев" составляет отрадное явление. Видно было, что они по-своему понимают служение интересам казачества.

Вступив в Новочеркасск, они не уподобились красной солдатне и не прельстились возможностью безнаказанного грабежа несчастных обывателей. Наоборот, глумления солдатских банд, массовое избиение и расстрелы невинных людей, чинимые пришлым элементом (рабочими, матросами и шахтерами), к тому же, державшим себя независимо и даже вызывающе, в столице Дона, возмутило чуткую казачью душу.

Уже с первых дней вступления в Новочеркасск, голубовцы начали активно выступать, не допускать и прекращать безобразия и жестокости солдат и матросов, грозя, в случае повторения, разделаться с зарвавшимися пришельцами силой оружия. Быть может, только теперь они увидели какую подлую роль они невольно сыграли, когда, ворвавшись в Новочеркасск, открыли путь для разного красного сброда, фактически завладевшего славным казачьим городом.

Чувствовалось, что они, как будто теперь гордятся, что своим вмешательством и заступничеством могут хоть немного искупить свою вину. Я уже начал замечать, что большевистский произвол и вводимые новые порядки на Дону не только не притягивают красных казаков, но отталкивают их от советской власти и в то же время способствуют этим пробуждению у них любви к родному краю и желания порядка.

Можно с уверенностью утверждать, что не будь в Новочеркасске красных казачьих частей Голубова, то город, безусловно, пострадал бы несравненно больше, и жертвы были бы еще многочисленнее. То обстоятельство, что в городе стояло несколько казачьих полков, не только не принимавших участия в жестоких расправах, но и косо смотревших на убийства граждан почти исключительно казачьего сословия, значительно обуздывало аппетиты подлых красногвардейцев. У них невольно зарождалось опасение, как бы хозяева, пригласившие их в гости, не ударили бы им в спину. Красные же станичники уже с горечью высказывают свои опасения, что дома им никогда не простят подобного предательства, когда они, поверив, всякой красной сволочи, привели ее с собой на Дон. Каждое утро в красных сотнях не досчитываются по несколько казаков, рискнувших ехать домой с повинной, просить прощения.

Многие мне уже говорят: "Голубова теперь нельзя узнать, так он поправел, открыто ругает Подтелкова и весь "Совдеп", не признает Ростовской власти, освобождает офицеров из-под ареста и зовет их в свои части, недвусмысленно намекая на близкую расправу с "красногвардейскими бандами". Подобную перемену в Голубове, своем почти однофамильце по прежней жизни, я объяснил себе тем, что, привыкнув играть первую скрипку, он, будучи оттерт приезжими большевиками на задний план, видимо готовится к реваншу.

Обстановка к этому весьма благоприятствовала. В большевистских верхах не все было благополучно. Начавшаяся между советскими главарями грызня, принимала все более и более острую форму и вскоре перекинулась даже в печать. 27 февраля в "Известиях" появилось следующее стихотворение за подписью сестры Голубова:

ВЕЛИКОМУ НАРОДУ

Ольга Голубова.

Отвечая своим содержанием революционному настроению этого времени, это стихотворение, однако, бросало открытый вызов всесильному президенту Донской советской республики, так как из первоначальных его букв составляется правдивый текст: "Подтелков подлец". Такое остроумное, да еще публичное оскорбление ставило Подтелкова в чрезвычайно неприятное положение. Газета была буквально расхватана. В бывшем столичном Новочеркасске только и идут разговоры на эту тему. Все горожане теперь на стороне Голубова, дерзнувшего публично восстать против Подтелкова, продавшегося красным и будто бы изменившего идеологии фронтового казачества.

В связи с этим, положение в мятежном Новочеркасске стало крайне тревожить красный Ростов. Все чувствовали, что назревает близкая развязка событий. Жизнь в Донской столице стала напоминать такую в осажденной крепости. Сведений извне почти не было. О том, что происходит на белом свете, жители могли знать только из тенденциозных информаций "Известий" Новочеркасского совета рабочих и казачьих депутатов, чьи страницы обычно пестрели призывами к "священной войне с буржуазией".

Другого печатного слова Новочеркассцы не видели. При таких условиях, люди с жадностью ловили всякую весть о событиях вне Новочеркасска. Такое состояние неизвестности значительно способствовало распространению фантастических и совершенно ни на чем не основанных слухов. Часто по секрету, передавали, будто бы отряд генерала Корнилова атакует Ростов, а Походный Атаман двигается к Новочеркасску, и что большевики готовятся к бегству.