Алекс Шу - Последний солдат [litres]

– Понятно, – обвожу взглядом присутствующих, – вы хоть уже познакомились?

Амосов, Волков и Николаенко кивают.

– А как же, – улыбается Вова, – мировые ребята.

– Тогда давайте начнем «ремонтные работы».

Подольская деловито распределяет кисти, ведра и краску. Остаток – две банки отправляются в угол тренировочного зала.

Я и Ваня берем на себя кабинет. Вероника и Потапенко отправляются в помещение с турниками и шведской стенкой. Миркин устраивается в раздевалке. Аня и Паша деловито перетаскивают ведра с кистями в большой зал с борцовским ковром.

Работа спорится. Стены с облупившейся краской начинают сверкать яркой белизной, радуя глаз и поднимая настроение. Периодически народ заходит в раздевалку – перевести дух и глотнуть колодезной водички из пластиковой пятилитровой канистры, которую вместе с парочкой стаканов предусмотрительно притащил хозяйственный Потапенко.

Через полчаса краска из ведерка заканчивается. Забегаю в большой зал, где Аня красит стену, и замираю, боясь шелохнуться. Открывшаяся передо мной картина потрясает своим великолепием. Падающий из окна сноп света ярким лучом пронзает темное пространство подвала, рассеивая полумрак и окружая стройную фигуру девушки белоснежным сиянием. Потревоженные энергичными движениями руки с кистью, плавающие в воздухе пылинки устаивают хоровод, кружась вокруг подсвеченных золотистыми лучами солнца ярко-алых губ, упрямо падающей на изумрудные глаза длинной челки, аккуратного чуть вздернутого носика. В эти мгновения моя соседка по парте похожа на ангела, каким-то чудом возникшего среди простых смертных. Даже белые точечки краски на старой клетчатой рубашке придают девушке какое-то неземное очарование.

Николаенко что-то чувствует. Ее рука с кистью останавливается. Одноклассница поворачивается ко мне. Я не успеваю стереть с лица выражение восторга. Секунду мы смотрим в глаза друг другу, затем Аня смущенно отводит глаза. Краска заливает ее лицо. Сначала покрываются нежным румянцем щеки, затем начинают гореть маленькие ушки, освобожденные от упрятанной под платок копны черных волос.

– Леша, ты что-то хотел? – чуть грубовато спрашивает она, смотря в сторону.

– А? Да вот у меня краска закончилась, – с трудом отрываюсь от созерцания девушки, подхожу к банкам в углу и подхватываю одну из них.

– И кстати, где Амосов, он же вроде с тобой должен работать? – спрашиваю я.

– Отошел Паша на минутку. По очень личному делу, – уголки губ Ани раздвигаются в легкой улыбке.

– Понятно, ладно, пойду я, надо стены докрасить, – смущенно бормочу и удаляюсь, держа банку под мышкой.

Усиленно орудую кистью. Рядом сосредоточенно сопит Ваня.

Перед глазами стоит стройная фигурка девушки в ореоле яркого солнечного света.

«Стоп, Шелестов, не увлекайся, она же еще совсем ребенок, школьница», – судорожно бьется в сознании паническая мысль. Работаю еще быстрее и ожесточеннее, стараясь избавиться от навязчивого видения, и не сразу обращаю внимание, как тишина помещения нарушается энергичным стуком тяжелых ботинок.

– Леха, – в кабинет врывается счастливый Мальцев. Меня отрывают от пола и трясут в объятьях. Белые капли веером летят на расстеленную на полу газету, но здоровяк не обращает на них внимание.

Из комнат выбегают привлеченные шумом перемазанные краской ребята.

– Опускай обратно, черт здоровый, я же тебя сейчас заляпаю, – бормочу смущенно, глядя в счастливые глаза Сереги.

– Лешка, я тебе теперь по гроб жизни обязан, – басит верзила, поставив меня обратно, – ты был прав на все сто. У мамы выявили перитонит. Еще бы на час позже привезли, и все. Никто не мог бы помочь. А сейчас операцию уже сделали. Врач говорит, что все будет нормально. Спасибо, брат, я даже не знаю, как тебя благодарить.

– Ну и слава богу, – мое лицо расплывается в улыбке, – главное, что с Тамарой Федоровной все хорошо.

Металлический стук колес убаюкивает. Перед окном поезда проносятся одинокие деревья, столбы линии электропередачи, опутанные проводами, поляны, усеянные пожелтевшей пожухлой желтоватой травой. Сидящая напротив меня женщина нянчится с двухлетним ребенком. Рядом с ней бодрый старичок, деловито водрузив очки на переносицу и сощурившись, читает передовицу «Правды».

Я еду к деду. Мой дар опять проявил себя. Вчера, когда мы до блеска вымывали пол и красили стены зала, я, обессиленно растянувшись на деревянной скамейке, задремал. Видения, показывающие всю масштабность будущей катастрофы, огненным всполохом ворвались в сознание, выжигая мозг. Умершие от недоедания пенсионеры, кровавая вакханалия на улицах Москвы 1993 года, бездомные собаки, лижущие человеческую кровь на улицах Грозного, нищие дети с пробирающим до дрожи пронзительным голодным взглядом. События, факты и цифры опять прокручиваются в моем сознании яркими картинками, сжимая сердце ледяным холодом.

Сквозь полусон слышу обеспокоенный голос Мальцева: «Леха с тобой все в порядке», ощущаю, как меня трясет крепкая рука, возвращая в реальность.

– Да, Серег, все нормально, – выдыхаю я, открывая глаза. Вижу взволнованные лица ребят, склонившихся надо мною.

– Ты уверен? Ты же весь мокрый, абсолютно весь, – Потапенко щупает мою одежду.

Провожу рукой по взмокшему лбу. Подношу ладонь к глазам. Прозрачная лужица пота разбивается на струйки. Юркие капли бегут по предплечью и летят на пол. Футболка и штаны влажные, как будто я попал под дождь.

– Все нормально, ребят, просто прикорнул, и кошмар приснился, – мой голос еще хрипловат от пережитого.

– Ничего себе кошмар, – кипятится Вова, но Мальцев сжимает его плечо своей лапой, обрывая монолог.

– Ладно, мы пока закончим прибираться, а ты переодевайся, – говорит Игорь.

Парни, Вероника и Аня выходят из раздевалки, бросая на меня обеспокоенные взгляды.

Но мне уже не до них. Последние пазлы плана складываются в стройную общую картину. Все становится на свои места. Я понимаю: у меня совсем нет времени. Ждать до каникул нельзя. Встречаться с дедом нужно немедленно.

Все остальное происходит как в тумане. Переодеваюсь, прощаюсь с ребятами и иду домой. Сообщаю родителям, что хочу съездить на выходные к деду. Отвечаю на недоуменные вопросы. Да, желаю проведать стариков. Ужасно соскучился, и вообще считайте это моей блажью. После получаса споров родители сдаются.

Вместе с папой звоним старикам. Дед и бабка тоже растеряны, но одновременно обрадованы возможностью увидеть любимого внука. Отметаю осторожные предложения дождаться каникул, сообщаю, что хочу их увидеть как можно скорее. Договариваемся, что утром мы с отцом поедем на вокзал. Отец посадит меня на подходящий поезд или электричку, а потом отзвонится деду, чтобы встретили.