Александр Михайловский - Медаль за город Вашингтон [litres]

Мы же на третьей скорости направимся к Капитолию. Там мы соединимся с ударной группой армии Северного Мэриленда и поможем им разоружить часовых, охраняющих здание, а после этого захватить всех сенаторов и конгрессменов. И, наконец, мы пресечем любые попытки освободить их, хотя подобное развитие событий весьма маловероятно. А сортировать слуг народа, тщательно отделяя агнцев от козлищ, уже не наше дело. Но это все потом, а сейчас…

Наша идиллия неожиданно закончилась. Где-то далеко, похоже, на окраине Вашингтона, прогремело несколько орудийных выстрелов. А потом пару раз громыхнуло так, что в окнах библиотеки жалобно зазвенели стекла. Рация запищала – меня вызвал Женя Шишков.

– Коля, мы чуть задержались у кольца фортов. Начинайте без нас, встретимся у Капитолия.

– Вас понял, – ответил я и посмотрел на часы, на которых было без четверти семь. – Начинаем захват Президентского особняка.

Ох, как все некстати! Весь наш план планировался с расчетом на внезапность. Сейчас же по коридорам Белого дома носилась испуганная прислуга, кто-то истерично кричал, кто-то отдавал команды, а еще мне почудился женский крик, прозвучавший здесь же, на этаже. Это нас удивило – миссис Хоар, согласно информации Колина, находилась в Бостоне, а его любовница, миссис Паттерсон, у родни в Пенсильвании. Впрочем, крик неожиданно оборвался.

– Мэрдок и Диксон, – услышал я в коридоре чей-то голос. – Не знаю, что с охраной, поэтому действуйте вы. Ступайте в библиотеку, выйдите на веранду и оттуда стреляйте во всех, кто попытается приблизиться к особняку. Не обращайте внимания на форму – бандиты Тёрчина могут переодеться в мундир наших полков.

В дверях заскрежетал ключ. Уходя, Колин закрыл библиотеку, но дубликат ключа оставил на столе. Я поднял руку, подав сигнал своим бойцам, и приготовился встретить незваных гостей.

Первого же слугу, который осторожно переступил порог библиотеки, я вырубил ударом по затылку. Второй, ошеломленный такой негостеприимной встречей, не успел среагировать и оказать мне сопротивление. Я перехватил ему глотку и втащил внутрь. Крис, стоявший рядом со мною, осторожно прикрыл дверь.

– Где Хоар? – свистящим шепотом спросил я у перепуганного насмерть секьюрити. – Не хочешь говорить? Тогда я побеседую с твоим приятелем, он скоро должен прийти в себя. Ну а ты отправишься на тот свет.

И для того, чтобы ускорить его мыслительные способности, я приложил к его глотке острие ножа.

– Нет, не надо, не убивайте, – прохрипел человек в ливрее. – Я все скажу. По пути сюда я увидел, как мистер президент бежал к черной лестнице. В одной ночной рубашке, с какой-то дамой. Совсем голой.

– Что это за дама?

– Не знаю, сэр, но в руках у обоих были ворохи тряпок. Наверное, одежда.

– Черная лестница – это та, которая западная?

– Нет, сэр, черная лестница – она в восточной части здания. Уходит на цокольный этаж. Хотя с нее можно выйти и на первый этаж. Но туда удобнее было бы пройти по парадной лестнице – или по западной.

«Ну что ж, – подумал я. – Уйти он никуда не сможет, со всех четырех сторон за Белым домом приглядывают наши наблюдатели. И Хоара они хорошо знают в лицо. Так что либо мы возьмем его в здании, либо птичка, выпорхнувшая из гнездышка, попадет в их силки».

– Ладно, – сказал я. – Пусть будет так. Но нам надо лично убедиться в твоих словах. Пойдешь с нами. И не забудь предупреждать нас о возможных постах внутри здания. Если же хотя бы одна пуля прилетит к нам, то вторая тут же окажется у тебя в башке. – Для убедительности я приложил ствол пистолета к его виску.

Мэрдок – так звали слугу, – как китайский болванчик, послушно закивал головой.

– А теперь говори: где охрана?

– Те, кто был на первом этаже, все спали. Командование на себя взял Леннинджер – он главный дворецкий Президентского особняка, и он когда-то воевал во время Мятежа. Он и приказал забрать оружие у спящих агентов – но это всего лишь четыре револьвера, и два были у нас с Диксоном, и еще один у Томпсона. И у самого Леннинджера. Но они с Томпсоном охраняют входы в особняк.

– Хорошо, тогда давай для начала взглянем на президентскую спальню.

Навстречу нам попалось несколько насмерть перепуганных слуг, но, как нам и говорил Мэрдок, ни один не был вооружен. Дверь опочивальни первого лица американской демократии была приоткрыта. Ни Хоара, ни его спутницы там не было – лишь кровать под балдахином с пятнами крови на скомканных простынях, а также шкафы, тумбочки, и небольшой столик с пустой бутылкой зеленого стекла и почему-то ровно одним стаканом. И фривольные картины на стенах.

Часть ребят я направил к парадной и западной лестницам, а Мэрдоку сказал, чтобы он провел нас к черной – на плане Ричардсона ее не было. Она оказалась скрыта за искусно замаскированной дверью. На площадке первого этажа, скрытой за точно такой же дверью, я увидел в тусклом свете небольшого оконца человека, лежавшего на полу в луже крови. Мы осторожно подошли к нему.

– Кто это? – спросил я у Мэрдока.

– Личный дворецкий президента, сэр. Колин Мак-Нил.

Мак-Нила я ни разу до того не видел – связь с ним держал его кузен Роберт. Нагнувшись над ним, я приложил пальцы к его сонной артерии и уловил чуть слышный пульс.

«Жив, слава богу!» – подумал я.

– Васильев, Джонсон, окажите ему первую помощь, – скомандовал я. – А этого, – я показал на Мэрдока, – свяжите.

Колин чуть приоткрыл глаза и еле слышно прошептал:

– Хоар… Это он… Я не смог… Он… с женщиной… вниз, – и раненый снова потерял сознание.

На цокольном этаже Хоара нигде не оказалось, но в угольной яме мы обнаружили обнаженное тело миловидной женщины. И, в отличие от Колина, она была мертва – голову ее кто-то, вероятно, сам Хоар, размозжил валявшейся здесь же лопатой для угля.

– Внимание, первый на связи! – я вызвал по рации всех своих бойцов. – Хоар сбежал. Тщательно проверяйте всех, кто удаляется от Белого дома. Повторяю – всех. Мы должны поймать этого мерзавца!

Огастас Мерримон, бывший сенатор от Северной Каролины

Представьте себе: камера человек, наверное, на десять – это при условии наличия в ней двухэтажных кроватей. Высоко на покрытой черными разводами стене – крохотное окошечко с очень грязным стеклом, из которого в камеру проникает не так уж много света. Ни единой кровати – и даже матрасов или одеял. В углу – ржавое ведро, служащее парашей; два раза в день одному из нас разрешено его выносить, и за эту привилегию случались уже и ссоры, иногда перераставшие в драку. А на каменном полу ночью – четверо сенаторов, десяток членов Палаты представителей и семеро новых соседей по камере – простых вашингтонцев, у которых нашли некие листовки, сбрасываемые югороссами с летательных аппаратов.