Александр Михайловский - Медаль за город Вашингтон [litres]

Вторая же поправка отменяет рабство и признает недействительными все положения Конституции о таковом. После долгих обсуждений было решено, что негры Конфедерации получат особый статус, который будет закреплен в законах Конфедерации и штатов; полное же гражданство получат те из них, кто воевал на стороне Конфедерации либо ополчения, или же по-иному поддержал борьбу за правое дело.

Должен сказать, что некоторые наши политики, в частности вице-президент Александр Стивенс, сочли эту поправку неприемлемой. Именно поэтому вице-президент Стивенс решил не участвовать в сегодняшней церемонии. Это его право, и я его уважаю, хотя не вижу, как можно было бы восстановить рабство в сегодняшних условиях.

Дорогие сограждане, союзники и гости! Как говорит мой русский друг генерал-майор Бережной, feci quod potui, faciant meliora potentes [57] «Я сделал, что мог, пусть те, кто может, сделают лучше» (лат.) Как ни странно, эта фраза появилась именно в России и впервые упоминается у Чехова. . Надеюсь, что те, кто придет нам на смену, превратят Конфедерацию в «землю молока и меда», в которой всем ее гражданам будет хорошо жить. Надеюсь также, что мы никогда не забудем того, что именно России и Югороссии мы обязаны нашей победой и нашей свободой. Прошу всех наших потомков, помните это и дорожите дружбой с Российской империей и с Югороссией.

Я бы хотел попросить министра иностранных дел Югороссии Нину Антонову – да, эта очаровательная дама рядом со мной и есть министр – сказать нам пару слов.

К этому я была совершенно не готова, но подошла к пульту и еле-еле удержалась, чтобы не козырнуть Дэвису – головной убор, пусть в виде легкомысленной шляпки, у меня имелся. Но президент поклонился, поцеловал мою руку, и я начала:

– Дорогие конфедераты! Я рада, что справедливость наконец-то восторжествовала. Вам не всегда будет легко, но я надеюсь, что вы никогда не забудете жертв, принесенных вашими согражданами на алтарь свободы – помните, им пришлось неизмеримо труднее. А мы, русские – и югороссы, и граждане империи, – сделаем все, чтобы помочь вам в этом непростом деле. Но отныне ваша судьба в ваших собственных руках, и ни в чьих иных. И никогда не забывайте тех, в чьем сердце не гаснул огонь Конфедерации все эти долгие двенадцать лет. Именно они – президент Дэвис, адмирал Семмс, генерал Форрест и многие-многие другие, а также те, как генерал Тёрчин, перешедшие на правую сторону, увидев творящееся на этой земле беззаконие, – и сделали этот великий день возможным.

Но самое главное, в отличие от первой Конфедерации сегодняшняя Конфедерация – государство, которое уже признали Россия, Югороссия и Ирландия, государство, которое состоялось, государство, для которого, я надеюсь, прошло время войн и пришло время мирного созидания. Да здравствует Конфедерация!

– А теперь, леди и джентльмены, – объявил Дэвис, – объявляю сегодняшний день Днем Конфедерации! По этому случаю все приглашаются на торжественную трапезу! – И он показал на Молл, где на расстоянии метров, наверное, двухсот стояли длинные столы, на которых дюжие повара резали жареное мясо, а рядом – бочки, судя по всему, с пивом. К ним немедленно выстроились длинные очереди.

Нас же, а также офицеров, гостей, и репортеров, и всех русских, повели к столам, расставленным чуть поодаль. Под ликование толпы мы спустились на Молл и отправились туда под охраной полудюжины солдат. Я еще подумала, как просто можно было бы всех нас поубивать, если кто-нибудь поставил бы перед собой такую задачу. Тем более что в этом городе на политиков покушались не так уж и редко – вспомните хотя бы недавнее убийство Хейса, а в шестьдесят пятом – Линкольна.

Поэтому я контролировала ситуацию, как могла, да и Сергей, как я заметила, весьма внимательно посматривал по сторонам. Тем не менее все обошлось. Кормили нас, кстати, тем же самым, чем и других – мясом с кукурузой и пивом. Должна сказать, что было достаточно вкусно.

Когда начало вечереть, Дэвис сказал мне:

– Госпожа Антонова, мы решили выделить командованию югороссов Президентский особняк в качестве резиденции на время вашего пребывания в нашем городе. Сейчас вас отвезут туда на вашем автомобиле, а завтра в одиннадцать пятнадцать, если вам удобно, я хотел бы видеть вас – и других русских – у Капитолия, со стороны Молла. Прислать за вами автомобиль, или вы предпочитаете прогулку верхом?

– Верхом, – улыбнулась я, вспомнив, как я ребенком взяла пару уроков верховой езды. Слава Бережной чуть помрачнел, и я подумала, что, может, лучше и правда на машине? Но промолчала.

– Тогда за вами прибудут в одиннадцать часов ровно. Доброй вам ночи, господа!

Генерал-майор Вячеслав Николаевич Бережной, армия Югороссии

Утром мы – Нина Антонова, Серега Рагуленко и я – собрались на завтрак в небольшой президентской столовой на втором этаже. Завтрак состоял из яичницы, хрустящего бекона, картошки, поджаренной вроде драников, и – по словам слуги, сервировавшего стол, – «немножко Юга»: каша из грубо помолотой кукурузы – grits – и пюре из измельченной говядины в мучном соусе – creamed beef. Должен сказать, что последние два блюда мне особенно понравились.

– Ну, как спалось? – спросил я. – Нина, ты же вроде сподобилась почивать в президентской спальне.

– Так себе. Тяжелая викторианская мебель, примерно как здесь. Кровать такая мягкая, что я чуть не утонула в ней, – усмехнулась Нина. – А на стенах спальни – мазня на банно-прачечные мотивы: голые толстозадые бабы с претензией на подражание Рубенсу. Я поинтересовалась у слуги, неужто здесь такое в моде. Он лишь пожал плечами, дескать, страна, видите ли, высокоморальная, подобное творчество в стиле ню здесь не приветствуется, но вот сам Хоар просто тащился от пышных женских форм. При Уилере там висели портрет его покойной жены, картина на мифологические темы и какой-то пейзаж. Но Хоар приказал убрать все в подвал, как и прочие картины, оставшиеся от бывших президентов. А у тебя как?

– Примерно такое же ложе, только везде, где нужно и не нужно, рюшечки и цветочки. Это была спальня мадам Хоар – хотя она, как я понял, там ни разу не появилась. Зато живопись была достаточно интересной – романтические ландшафты. Как мне сказали, это школа долины Гудзона. Серега, а у тебя?

– Гостевая спальня. Минимализм – остался, говорят, еще от президента Джонсона, дизайнером послужила его дочь. У нее, сказать честно, был неплохой вкус.

– Нас вроде грозились забрать в одиннадцать? А сейчас девять, – я посмотрел на часы, – двадцать две. Давайте попросим кого-нибудь из слуг устроить нам небольшой тур. Заодно и поснимаем. Когда еще удастся побывать в Белом доме, – предложил я, хитро улыбнувшись.