Андрэ Нортон - Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира

— Тебе будет одиноко, Кетан. — Я был благодарен Пергвину, что тот не взял меня за руку, как если бы вел к новой судьбе против воли. И говорил он со мной, как с равным по возрасту, без неловких попыток примениться к ребенку. — Господин Магус уехал с отрядом, везущим дары, так что башня Отроков пока что принадлежит нам с тобой.

Я надеялся, что сумел скрыть облегчение при его словах. Добрая судьба подарила мне по крайней мере время кое-что узнать о новой жизни, не остерегаясь постоянно своего кузена. На язык мне просились вопросы, но я молчал, опасаясь показаться ребенком.

Мы пересекли широкий крепостной двор и были уже у входа в башню, которой предстояло стать мне новым домом, когда услышали громкий лай. Невесть откуда выскочил большой пегий пес. Мне он показался огромным — губы его растянулись в угрожающем оскале, обнажив страшные клыки. Он уже готов был броситься на меня, но вдруг припал к земле, а рычание его перешло в скулеж. Я плохо разбирался в собаках, видел их только издали, но не сомневался, что такое поведение им не свойственно. Скуля, роняя слюну, пес надолго застыл передо мной. А потом с громким визгом попятился, рыча и щелкая зубами, словно столкнулся со слишком сильным врагом, и, поджав хвост, сбежал.

Я смотрел, онемев от изумления. Что могло так напугать собаку? Может быть, это Пергвин нагнал на нее такой ужас, защищая меня?

Но, повернувшись к спутнику, я увидел на его лице отражение собственного изумления. Он бросил на меня такой странный взгляд, как если бы я у него на глазах обернулся чудовищем. И чуть покачал головой, будто разгонял туман в мыслях.

— Вот так странное дело, — протянул он, кажется не обращаясь ко мне, а размышляя вслух. — Что это стряслось со Шнурком? — Он чуть свел брови, скрывая недоумение за недовольством. — Да, удивительное дело. Ну да ладно, нам бы поспешить, господин. Дело к полудню, а до вечера надо еще подобрать тебе коня…

Обед, принесенный мне Пергвином, оказался много проще того, что подавали у матери: кусок холодного мяса, сыр и хлеб. Но еда была вкусной, и я съел все до крошки. Споласкивая руки в тазу, я уже готов был к уроку верховой езды.

Жизнь моей матери проходила в стенах замка, а если я раз или два выбирался в поля или сад, то всегда в сопровождении ее женщин. Но, научившись сидеть в седле, я смогу повидать большой мир, и, может быть, в будущем году дядя возьмет меня с собой, как теперь Магуса. И я охотно поспешил с Пергвином в конюшню.

Он провел меня вдоль денников. Кони разглядывали меня из-за обрезанных вполовину дверей, удерживавших каждого на своем месте. Они встряхивали головами, фыркали, пронзительно ржали. И опять я удивился, ведь, глядя на всадников во дворе замка, никогда не замечал такого смятения и шума.

Конюхи оглядывались на меня, и кое-кто из них поспешил успокоить лошадей, которые вставали на дыбы и били копытами в деревянные стены, увеличивая суматоху. Тут на плечо мне легла тяжелая рука Пергвина, и он развернул меня обратно к выходу.

— Выйди-ка, господин, — велел он. — Подожди меня снаружи.

Я сказал себе, что не побегу, а выйду чинно, несмотря на окружавший меня туман страха, на частое биение сердца и срывающееся дыхание. И все же я вышел шагом, надеюсь, ничем не выдав испуга тем, кто меня видел.

Выбранный Пергвином конь меня удивил, хотя я, еще не освоившись с новой жизнью, и не подумал с ним спорить. Когда он вывел из конюшни тихоходную кобылку, спотыкавшуюся под грузом лет, я и тем был доволен. Тогда в моих глазах любая лошадь была чудом.

Кобылка, правда, храпела и раз-другой ударила копытом в землю, но стояла смирно, пока Пергвин учил меня садиться в седло. А вот когда я сел, она вскинула голову и громко фыркнула, так что мой наставник поспешил поймать повод и тихо заговорил с ней, гладя ладонью изгиб толстой шеи, словно понимал причину ее страха.

Лошадь вспотела, мне в ноздри бил едкий запах. Пергвин вывел кобылу за ворота, в загон поодаль, в котором объезжали лошадей. Так началось мое учение, и я жадно ловил каждое слово наставника, потому что на коне чувствовал себя в какой-то мере свободным и надеялся на большее, хотя пока что Пергвин не оставлял меня и одной рукой придерживал поводья понурой кобылы.

Когда Пергвин снова направился к замковым воротам, я огорчился — не хотелось сменять простор на кишащие призраками внутренние переходы. Сразу за воротами он остановил кобылу и, сняв меня с седла, махнул на дверь башни Отроков, велев ждать там, пока он отведет лошадь в конюшню.

Только тогда я заметил зрителей. Во дворе собралась целая толпа конюхов и воинов. Они уступали мне дорогу, не глядя в лицо. Едва добравшись до дверей башни, я уже дрожал, потому что был хотя и мал, но неглуп и заметил, как что-то вдруг отделило меня от людей и животных, — ощутил между нами невидимую преграду. Мысли мои вернулись к странной ночи в святилище Урсиллы. Что она сделала со мной?

Впервые к моему трепету перед Урсиллой и матерью примешалось возмущение. Если это они своим искусством отрезали меня от жизни замка, мне это на пользу не пошло. Я не хотел такого одиночества, пусть даже оно и защитило бы меня от нападок Магуса.

Когда Пергвин подошел к конюшне, зеваки мигом рассеялись, скрылись с глаз, видно не желая показывать своего любопытства. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким. Но голову я держал высоко и открыто смотрел вокруг, словно не видел в их подглядывании ничего особенного. Я давно научился скрывать свои мысли от матери и Урсиллы и теперь решил, что такая же защитная скорлупа понадобится мне здесь.

Так я вошел в мир мужчин Кар До Прона. Если бы не Пергвин, который всегда был рядом, незаметно подсказывал и приходил на помощь, не знаю, что бы со мной сталось. Ведь скоро выяснилось, что животные не выносят моего общества. Охотничьи собаки при моем приближении сперва заливались лаем, как на поднятую дичь, а потом, присмирев, дрожали и удирали в страхе.

Лошади позволяли мне сесть на них только опоенные тайным составом, который заваривал Пергвин. И даже тогда бедняги обливались потом и дрожали, пока чувствовали меня на спине.

В обращении с оружием я не так разочаровал своих наставников. Я был куда более легкого сложения, чем мой кузен Магус, но в поединках на мечах возмещал недостаток силы острым глазом и умением. За год я научился метко бить в цель. Пергвин раздобыл мне легкий арбалет по руке.

Я обрадовался и мечу, добытому им из глубин оружейной, — клинок был у́же и легче обычного и выкован словно нарочно для меня. Я спросил, не принадлежало ли это оружие Магусу, когда тот был мальчиком, потому что не хотел пользоваться его имуществом, пусть даже уже ненужным, чтобы между нами не вышло ссоры. Но Пергвин ответил: нет, это оружие сделали давно и для другого отрока.