Гарри Тертлдав - Конец начала

"Смогу ли я так?", - гадал Фурусава. Долгое отступление не оставило в нём никаких сомнений относительно собственных умений и мужества. Он не боялся погибнуть, если бы его смерть имела смысл. Гибель с коктейлем Молотова в руках, определенно, такой смысл имела. Она стоила американского танка и пятерых членов экипажа.

Это с одной стороны. С другой же, потеряв танк и пять человек, битву американцы не проиграют. Гонолулу падёт. Гавайи вновь вернуться под тень звёздно-полосатого флага. В этом никто, кроме слепых, не сомневался.

"Тогда, почему мы не бросаем винтовки, не поднимаем руки и не сдаёмся?". Фурусава помотал головой. Как и любой японец, он считал сдачу в плен самым страшным позором. Ему совершенно не хотелось распространять собственный позор ещё и на членов семьи.

К тому же, некоторые руководители обороной Гонолулу, определенно были слепыми. Если они думали, что смогут отбросить американцев, вы бы об этом никогда не узнали. Командующим здесь был флотский капитан - в армии это звание равносильно полковнику - Ивабути.

- Мы сможем! - кричал он. - Мы сможем! Белым не хватит духу пролить кровь! Очень скоро мы выбросим их обратно в океан, из которого они выползли!

Фурусава вспомнил, как капитан дрючил собственных бойцов ещё до высадки американцев. Он уже тогда казался ему фанатиком. Тогда он орал, как сумасшедший, и сейчас не переставал. Но он не только орал. Фурусава ни за что не пожелал бы штурмовать Гонолулу. Среди зданий пряталась артиллерия. На пристреленных позициях стояли пулемётные гнёзда. Если начать штурмовать одно, по вам тут же начнут стрелять сразу два или три.

Капитана Ивабути в Гонолулу не волновали лишь гражданские. Погибнут ли они от голода, от пуль или от снарядов - что с того? А если бойцу захочется поразвлечься с девицей, прежде чем вернуться в бой - опять же, что с того?

Подобные крики узнаёшь сразу же. Они очень сильно отличаются от криков раненых: помимо боли, в них слышится ужас. Коммандер Гэнда выглядел напряжённым.

- Так воевать нельзя, - сказал он.

- Господин, но ведь именно тем же самым армия занималась в Нанкине*, - заметил Фурусава. - Я тогда ещё не служил, но ветераны не раз об этом рассказывали.

Многие рассказывали об это с удовольствием. Этого он Гэнде говорить не стал.

- У американской пропаганды руки окажутся развязанными, - пояснил коммандер. - Великая азиатская сфера сопроцветания должна была защитить Азию от западного империализма? Кто теперь защитит её от японского империализма?

Он очень рисковал, говоря Фурусаве подобное. Если ефрейтор донесёт об этом кому-нибудь, вроде Ивабути... Но, опять же, что с того? Значит, Гэнда умрёт чуть раньше и, возможно, смерть его будет чуть болезненнее. Впрочем, учитывая причуды войны, всё это ещё не ясно. Никому из защищавшихся японцев смерти не избежать.

Американцы бросили вперёд пехоту. Им дали по носу и они отошли назад. Капитан Ивабути ликовал:

- Им против нас не выстоять! - вопил он. - Сунутся к нам ещё раз, мы их снова размажем!

Коммандер Гэнда выглядел не столь воодушевлённым.

- Они ещё не закончили, - сказал он. - В следующий раз они возьмут камень.

- Камень, господин?

Ефрейтор не уловил намёка.

- Увидишь.

Минут через пятнадцать Фурусава увидел. Американская артиллерия начала бить по передовым позициям японцев. Фурусава никогда прежде не слышал грохот такого количества орудий. У японцев столько пушек просто не было. Сжавшись в крошечный шар, он подумал, что наступил конец света.

Когда артобстрел стих, американцы снова пошли на штурм. Какое-то время Фурусава был слишком оглушён, чтобы стрелять, но по американцам открыли огонь пулемёты. Ефрейтор был удивлён, что пережил бомбёжку, но ещё больше он удивился, что её пережил и кто-то ещё. Американцы, наступавшие перед его окопом, отступили под автоматическим огнём, но, чуть дальше на севере, они прорвались.

- Что будем делать, господин? - спросил он у коммандера Гэнды. - Если они обойдут нас с фланга, то зажмут в кольцо.

- Хаи, - ответил тот.

Любой армейский офицер на его месте приказал бы стоять насмерть. Фурусава был в этом уверен, как в собственном имени. Мгновение спустя, Гэнда сказал:

- Отойдём. Вряд ли мы здесь чем-то можем помочь, так ведь?

- Мне тоже так кажется, - удивлённо ответил Фурусава.

Ещё больше его удивила улыбка Гэнды.

- Ну, ты в таких вещах лучше разбираешься.

Они отошли назад, пройдя через разбитое бомбёжкой пулеметное гнездо. Фурусава подумал, смогла бы армия сражаться лучше, если бы ей командовали люди, вроде Гэнды. Ответа, он боялся, ему не узнать.

Мой ад везде и я навеки в нём*. Эти слова Кензо Такахаси вспомнил из уроков литературы. Кажется, Шекспир, но непохоже. Кто же, тогда? Он не помнил. Мисс Симпсон этого бы не одобрила. Если мисс Симпсон ещё жива, подумал Кензо, она, скорее всего, пытается выжить, как и он сам.

Ни он, ни Хироси не знали, куда подевался отец. Он ушёл в консульство и не вернулся. Они ходили его искать, но безуспешно. Кензо даже сходил в консульство. Когда он сказал часовым, чей он сын, его пустили внутрь, но и там никто ничего внятного сказать не мог. Начальства, судя по всему, там вообще не осталось. Парень гадал, куда подевались консул, советник и прочие большие шишки. Где бы они ни были, неужели они забрали отца с собой? В это Кензо верил с большим трудом.

Когда началось большое наступление, в их лагерь, где они с братом и отцом жили после того, как их дом был разрушен в ходе нападения японцев, угодил снаряд. Рядом располагались позиции японцев, поэтому Кензо понимал, почему американцы уделили внимание этому участку.

Они с братом выбрались оттуда живыми. Это могло сойти за чудо, если только бог не задумал что-нибудь ещё. Кензо видел много гадостей во время захвата Гонолулу японцами. Видал он вещи и похуже, когда американцы решили сдаться, лишь бы спасти гражданских. Японцам на гражданских было плевать. Они будут драться, пока будут патроны, затем они пустят в дело штыки.

Собирались ли американцы устроить жителям Гонолулу ад или нет, но они не могли бить только по скрывавшимся среди них японским солдатам. Всё время артобстрела Кензо и Хироси пролежали на животах. Этому они научились с самого начала боёв. Помогало не всегда, но надеяться им больше было не на что.

Осколки посекли палатку и державшие её верёвки. Она упала прямо на братьев, и это напугало Кензо сильнее, чем он предполагал. Сквозь рёв и грохот снарядов, до него доносились крики, которые зачастую резко обрывались.

Когда обстрел стих, он выбрался из-под палатки. Единственное, что он мог сказать, при этом:

- Господи!

Так мог сказать и пропавший отец. В воздухе пахло кровью. Неподалёку валялся выпотрошенный, словно рыба, человек, а чуть подальше лежало то, что осталось от его головы.