Игорь Валериев - Контртеррор [litres]

– Как сказочный ковер-самолет на картине Васнецова? – улыбаясь, спросил Сандро, чем вызвал легкий смех окружающих.

– Нет, Александр Михайлович, не ковер-самолет, а самолет – аппарат, который представляет собой планер с двигателем, – я развернулся к императору. – Николай Александрович, разрешите воспользоваться несколькими чистыми листами бумаги на вашем столе. Мне надо сделать несколько моделей самолета для наглядного показа. Это займет несколько минут.

– Пожалуйста, Тимофей Васильевич, делайте свои модели. Мы подождем.

Пока я на столе императора, используя опыт детства, складывал несколько самолетов различной сборки, прислушивался к разговору между моими слушателями.

– Ники, я обязательно должен попасть в Париж, чтобы посмотреть полет дирижабля, – это Сандро.

– Я бы тоже не отказался посмотреть на этот аппарат. Признаться, меня он также заинтересовал, – это Сергей Михайлович.

Тимофей Васильевич, а когда состоится полет вокруг Эйфелевой башни? – это император уже ко мне.

– Кажется, в октябре, Николай Александрович. Все данные по дирижаблям у меня в Гатчине, – ответил я, заканчивая связывать ниткой четыре обрезанные спички.

Это я решил ознакомить присутствующих в комнате со стабилизаторами для бомб. Кто из детей, выросших в советские семидесятые, не делал дротик из четырех спичек, нитки, оперения из бумаги и иголки. Помню, как меня семилетнего поставили в угол за то, что додумался кинуть сделанный дротик в дверцу гостиной стенки для посуды и отколоть немного полировки.

Разговор его величества с их высочествами продолжался. Ширинкин молчал, а я заканчивал свои поделки. Наконец, подойдя к столику, вокруг которого мы все сидели, я выложил на него четыре бумажных самолета и дротик без иголки.

– И что это такое? – поинтересовался император, взяв в руки одну из моделей.

– Модель самолета-моноплана, Николай Александрович. Но сначала немного истории. Разрешите?

– Слушаем вас, Тимофей Васильевич, – ответил император, откинувшись на спинку стула, продолжая рассматривать бумажный самолет, крутя его в руках.

– Первая привилегия на самолет или воздухолетательный снаряд в восемьдесят первом году прошлого века была выдана Департаментом торговли и мануфактур Российской империи капитану первого ранга Можайскому Александру Фёдоровичу… – начал я.

– Наш человек! Надо же, не знал, – перебил меня Сандро. – Извините, не удержался. Продолжайте, Тимофей Васильевич.

– К сожалению, документов испытаний практически не сохранилось, но имеются сведения, что данный воздухолетательный снаряд с двумя паровыми двигателями смог оторваться от земли, но потом завалился набок и упал. Тем не менее это был первый аппарат тяжелее воздуха с двигателями, который смог оторваться от земли. К сожалению, дальнейшее финансирование было нашим военным ведомством прекращено, а у Александра Фёдоровича не нашлось денежных средств на продолжение работ. Хотя, насколько мне удалось узнать, на эти исследования жертвовали деньги ваш дед, Николай Александрович, генерал Скобелев, граф Воронцов-Дашков и многие другие.

– Почему же прекратили финансирование, Тимофей Васильевич? – заинтересованно спросил император.

– Как мне кажется, покойный контр-адмирал Можайский со своей идеей опередил как минимум на десятилетие, а то и на два техническое развитие мира и такой науки, как аэродинамика. Не было нормальных двигателей и научной теории воздухоплавания, – ответил я.

– А сейчас это время пришло? – задал вопрос Сергей Михайлович.

– Думаю, да. Пришло. Пока сведения до конца не проверены, но первичная информация говорит о том, что в Питтсбурге в мае девяносто девятого года состоялся полет моноплана с паровым двигателем, который пролетел почти версту на высоте двух-трех сажень. Автор этого аппарата – Густав Уайтхед. Кроме того, еще два американца – братья Райт – активно создают новый самолет, пока проводя аэродинамические исследования планера и подбирая двигатель большой мощности с наименьшим удельным весом, – глубоко вздохнув, я продолжил: – Два месяца назад встречался с академиком и действительным статским советником Жуковским Николаем Егоровичем. Он преподает гидродинамику, при этом активно разрабатывает положения новой науки – аэродинамики. Ищет средства на создание при механическом кабинете Московского университета аэродинамической трубы. Довел до него информацию об изысканиях американцев, а также представил бумажные модели самолетов. Он очень заинтересовался.

– Мы тоже заинтересовались, Тимофей Васильевич. Покажите же наконец то, для чего эти модели, – перебил меня Николай.

Я взял со стола один из самолетиков и запустил его. Модель, пролетев несколько метров, резко спикировала и упала на пол. Всё-таки бумага, которую я использовал, была плотной и тяжелой. Следом запустил вторую модель, сложенную как Ту-144. Этот самолетик пролетел весь кабинет и под восторженный выдох присутствующих вылетел в коридор.

Николай запустил модель, которую продолжал держать в руках. Та взмыла под потолок, потом устремилась вниз. На полпути к полу взмыла еще раз и аккуратно приземлилась на пол. Император схватил со стола следующий самолет и запустил его, тот на удивление полетел плавно, постепенно снижаясь, и почти вылетел в коридор.

Дальше началось веселье. Никогда не мог себе представить, что увижу такую картину, как император, два великих князя из дома Романовых и целый генерал-майор, самый старший из нас, будут, словно дети, носиться по кабинету, запуская бумажные самолетики.

Наигравшись, народ вернулся за стол.

Тимофей Васильевич, для Александра и Алексея сделайте побольше таких самолетов. Сыновьям они будут в радость. Хорошо?! – произнес император, усаживаясь на стул.

– Я лучше научу их делать эти модели. Только боюсь, очень скоро в Гатчинском дворце закончится вся бумага, – ответил я, чем вызвал у всех присутствующих задорный смех.

– Смех смехом, господа, но как вы, Тимофей Васильевич, видите применение этих самолетов? – всё еще улыбаясь, спросил император.

– Николай Александрович, в первую очередь в военных целях, при этом разделив самолеты на две группы. Первая – это самолеты, которые с помощью бомб будут уничтожать противника на земле и на воде. Их можно назвать бомбометателями или бомбардировщиками. Вторая – это более легкие и манёвренные самолеты, которые будут бороться с этими бомбардировщиками, истребляя их пулеметным огнем в воздухе. Их можно назвать истребителями.

– И сколько пудов сможет поднять в воздух такой бомбардировщик? Столько же, как дирижабль? – перебил меня Сандро.

– Значительно меньше, Александр Михайлович. Дай бог, пудов пятьдесят-сто получится поднять, и то, мне кажется, понадобится не один, а два, три или даже четыре двигателя, – перед глазами всплыла картинка самолета Сикорского «Илья Муромец». – Но размеры такого самолета будут по сравнению с дирижаблем на порядок меньше, манёвренность значительно выше. А пятьдесят пудов грузоподъемности – это, к примеру, больше ста снарядов к той же трехдюймовке, то есть двенадцать залпов одной восьмиорудийной батареи или разовый залп двенадцати батарей по небольшой площади. Бомбардировщик перед сбросом бомб сможет снижаться для более точного бомбометания, – я, встав со стула, взял одну из моделей и изобразил ею снижение по пологой траектории на поверхность столика.