Игорь Валериев - Контртеррор [litres]

Но наполеоновские планы Судейкина закончились крахом. Основная его ошибка заключалась в том, что он вербанул Дегаева на страхе за судьбу его жены, попавшей в руки полиции вместе с ним. Коварный Судейкин предоставил супругам кратковременное свидание, и стремление сохранить семейное счастье перевесило партийный долг. Но как только супруги оказались в недосягаемости Судейкина, то сдали его со всеми потрохами.

Такой ошибки мы совершать не будем. И нам нужен в среде революционеров либо совершенно циничный агент, но здесь есть вероятность двурушничества, либо пламенный антитеррорист, готовый рвать революционеров за идею. Лучше всего, конечно, симбиоз таких личностей. И желательно этого агента найти самостоятельно, не оформляя на бумаге.

Насколько помню из прошлого-будущего, по мнению историков, разобраться, где кончалась полиция и начинались революционеры, было очень трудно. По сохранившимся документам Охранного отделения, при том что огромная их часть погибла, исследователи взаимоотношений охранных отделений и революционеров вывели заключение, что в конспиративных кружках и партиях всех политических направлений секретных сотрудников охранки насчитывалось от пятидесяти до семидесяти пяти процентов всех участников. Не зря во время Февральской революции «возмущенный народ» отчего-то первым делом бросился поджигать здания Московского и Петроградского охранных отделений. Хотя, если рассуждать логично, подавляющее большинство простых обывателей понятия не имело, по каким адресам пребывают эти конторы без вывесок.

Так что по поводу агента пока велась работа. Негласная, и только мною. Даже Ширинкин ничего не знал. А к Зубатову я напросился на встречу, чтобы уточнить материалы по тем лицам, которые ожидались на встрече ячейки. Захват же будет производить отделение Аналитического центра, специально заточенное под эти действия. Еще одно отделение тренировалось больше как армейский спецназ. Незаметно пришел, незаметно ушел, а почему там потом всё взорвалось?! Да кто же его знает.

– Тимофей Васильевич, очень рад вас видеть. Проходите, присаживайтесь, – начальник столичного охранного отделения поднялся из-за стола и с радушной улыбкой указал рукой на стул.

– И я рад вас видеть, Сергей Васильевич. Что по моей просьбе? – приклеив улыбку на лицо, спросил я Зубатова, присаживаясь.

– Всё, что мог, собрал. К сожалению, информации в столичном архиве маловато, но двоих знаю лично. Итак, начнем, – коллежский советник раскрыл папку у себя на столе. – Как вы знаете, при отработке связей Азефа в революционной среде под моим руководством были разгромлены ячейки «Союза социалистов-революционеров» в Петербурге, Москве, Тамбове, Киеве, Воронеже. Однако, как выяснилось, взяли мы не всех, отнюдь не всех. Работа продолжается, и ваша информация может сильно помочь в этом вопросе.

– Сергей Васильевич, я же вам сообщил, что у меня есть сведения о том, что сегодня вечером состоится встреча группы эсеров, причем некоторые из них подозреваются в организации совместно с Азефом покушения на царский поезд. Эта информация получена сотрудниками Аналитического центра, операцию по захвату заговорщиков будут также проводить сотрудники центра. После первичного допроса все задержанные будут переданы вам, – я улыбнулся пытавшему скрыть недовольство Зубатову. – Сергей Васильевич, с учетом того, что деятельность некоторых подозреваемых подпадает под действие статей о преступлениях против священной особы государя императора и членов императорского дома, его императорское величество поручил провести данную операцию сотрудникам Дворцовой полиции и моего центра. Поверьте, никакого перетягивания одеяла на мою службу не будет, как и какой-то конкуренции. Просто так сложились обстоятельства. А я и генерал Ширинкин всегда открыты к сотрудничеству и взаимовыгодному диалогу.

– Я всё понял, Тимофей Васильевич. Со своей стороны также готов к взаимовыгодному сотрудничеству, – Зубатов мягко улыбнулся и вежливо склонил голову.

«Ох уж эта конкуренция между службами и взаимные политесы. Как же я их не любил в прошлой жизни. А здесь придется учиться, иначе сожрут и не поморщатся. Тут и Николай не поможет! Ладно, сегодня Зубатов получит много плюшек, так что надо будет намекнуть в конце операции про образовавшийся должок», – подумал я про себя, вопросительно смотря на будущего должника.

Тот будто понял мой взгляд и достал из папки несколько скрепленных листков.

– Из предоставленного вами списка я бы поставил этого человека на первое место. Итак, Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская, пятьдесят шесть лет, родилась в дворянской семье Вериго в Черниговской губернии. Получила домашнее образование. Окончила женскую гимназию. Помогала отцу в подготовке освобождения крестьян, открытии школы, библиотеки, ссудо-сберегательных касс. В шестьдесят восьмом вышла замуж за помещика Брешко-Брешковского. В семьдесят четвертом году приняла участие в «хождении в народ» в сельские уезды Киевской, Херсонской и Подольской губерний. Была арестована, проходила по «Процессу 193-х», приговорена к пяти годам каторги, с последующей ссылкой. Прибыла на Карийскую каторгу в семьдесят восьмом, в восемьдесят первом году вместе с народниками Тютчевым, Ливневым и Шамариным совершила побег из поселения, но была поймана. За побег получила дополнительно еще четыре года каторги… – Зубатов многозначительно покачал головой. – Десять лет назад после окончания ссылки была приписана к крестьянскому сословию, получила паспорт с правом проживания по всей Сибири. По случаю коронации императора подпала под амнистию, но без права пребывания в столице и в Москве. Так что если она действительно будет сегодня на встрече, то нелегально. Было бы удачно ее на этом прихватить.

С этими словами Зубатов передал мне листки. Сверху была старая фотография, с которой на меня смотрела женщина лет тридцати с жестким и волевым лицом.

– Да уж, активная и идейная женщина. Больше четверти века в революционном движении. Судя по всему, каторга ее не успокоила, – я невесело усмехнулся.

– Судя по всему, нет. И вряд ли что ее успокоит. Ее бы энергию да в мирное русло. Лучше бы отцу да мужу помогала вести хозяйства. Нет, надо, отринув всё личное, нести свободу, равенство и братство в крестьянские массы. Как будто тем это надо?! – Зубатов зло усмехнулся. – Любому крестьянину землицы бы побольше да налогов платить поменьше. И чтобы община крепкой и дружной была. Вот и всё их братство. Равенства им не надо, да и свободы без земли тоже.

– С таким выводом, Сергей Васильевич, полностью согласен. Но давайте дальше по списку.

– На второе место по неблагонадежности я бы поставил Григория Андреевича Гершуни. С этим скользким и относительно молодым человеком я знаком лично. И не скажу, что остался довольным этим знакомством, – Зубатов как-то презрительно фыркнул. – Родился Герши-Исаак Гершуни в семидесятом году, в еврейской семье. В двадцать пять лет умудрился поступить на фармацевтические курсы Киевского университета. Сразу же активно окунулся в студенческое движение. В девяносто шестом году был первый раз арестован, но быстро освобожден. В девяносто девятом перебрался в Москву, работал провизором. Азеф в прошлом году дал по нему информацию, что Гершуни организовал нелегальную типографию. Мы произвели ее арест, но наш Герши на допросах всячески отрицал свою связь с революционерами.