Даниил Калинин - Игра не для всех. 1941 [litres]

– По второй, и баста! Ну что, молодожены, с вас ответное слово!

Переглянувшись с любимой, я коротко, но зычно произнес:

– За победу!

Надо ли говорить, что такой тост вызвал бешеную поддержку товарищей?!

Вскоре трапеза была окончена, и командир разрешил отбиваться:

– Так, отдых до следующего утра. Дежурим по очереди, по два с половиной часа каждый – кроме Самсонова и Мещ… Самсоновой. Им увольнительная до шести утра. Первым на часах Гринев. Все, отбой!

Мы с Олей еще немножко посидели у потухшего костра, а потом как бы невзначай она отошла в сторону, причем ведь вся пунцовая, как помидор! С улыбкой я последовал за ней в сторону чащи, удивленно заметив, как все сильнее горят уши и щеки от понятливых и насмешливых взглядов, которыми нас провожают сослуживцы! Не удержавшись, я обернулся и нашел глазами Петрова – но боец, закрыв глаза, уже мерно дышал. Странно, но я испытал при этом определенное облегчение и, кивнув товарищам, поспешил вслед за любимой.

…А потом между нами все случилось. Уже не стесняющаяся, а счастливо сверкающая глазами женушка отвела меня метров на триста в глубину чащи – туда, где мы смогли заключить друг друга в объятья, не боясь быть замеченными или услышанными пограничниками…

В этот раз я не спешил, не спешила и она, аккуратно снимая с себя гимнастерку, юбку, нижнее белье… Но когда казачка предстала передо мной обнаженной при свете дня, я буквально замер от восторга и желания быть с ней, обладать ей, любить ее… Я не спешил. Сделав первый шаг к девушке, дождался, когда она подойдет навстречу. А после приобнял за талию и мягко привлек к себе улыбающуюся, счастливую красавицу, дарующие мне столь теплые и одновременно манящие взгляды, что сердце билось буквально с перебоями… Наконец, мы начали целоваться – вначале нежно, томительно-сладостно, но с каждым мгновением все более жадно и страстно, слившись губами в ожидании еще большей, всепоглощающей близости…

Мы аккуратно легли на расстеленные мной гимнастерки. Оказавшись сверху и видя, как волнуется и страшится любимая первых мгновений единения, я не выпускал ее из объятий, стараясь подарить Оле всю нежность, на которую когда-либо был способен. Поцелуи перемежались со словами любви, произносимыми тихим шепотом в самое ушко казачке, а иногда я просто щекотал ее кожу своим дыханием, специально дуя ей на животик или грудь… перед тем как поцеловать ее или погладить, ощущая губами или пальцами восхитительное тепло и шелковистую нежность ее кожи, шалея от удовольствия и наслаждения…

Наконец, девушка сама подалась мне навстречу, привлекая к себе, тесно прижавшись бедрами… Я не спешил. Я наслаждался каждым мгновением происходящего между нами, каждым мгновением того, что в моей собственной жизни случилось впервые. Причем вышло так, что первый раз – и сразу с любимой женщиной! Потому я очень боялся сделать ей больно, подаваясь вперед очень медленно, неторопливо, прислушиваясь к собственным ощущениям – и внимательно следя за женой. В какой-то момент она сильно вздрогнула, напряглась, издав короткий стон – и тогда я вновь остановился и продолжил целовать ее, гладить и нежно покусывать, радуясь в душе тому, что у нас была ночная близость. Иначе все волшебство давно бы уже кончилось…

В конце концов разнеженная моими ласками жена позволила мне податься вперед еще чуть, и еще… И тут же она вновь не сдержала столь сладостного для моих ушей стона, неожиданно сильно сжав предплечья своими тонкими пальцами, а ноги – горячими, чуть влажными бедрами… В этот миг меня словно током пробило от шеи и через позвоночник к паху, и, найдя губами губы жены, я что есть силы прижал Олю собственным телом к земле, одновременно выдохнув еще недавно столь необычные для меня слова:

– Как же я тебя люблю…

28 июня 1941 года. Декретное время: 6 часов 15 минут утра. Южная оконечность Беловежской пущи.

– Значит, слушаем боевые задачи: первая – дойти до своих. Как воинское подразделение застава более не представляет собой организованной силы, потому в боевое взаимодействие с врагом не вступаем или вступаем только в крайнем случае. Вторая – нам нужна провизия. Но ее запас можно обновить только во встречающихся по пути населенных пунктах. Покупать ее не на что, так что будем оставлять расписки. Вопросы?

Перминов, держащийся необычно – хотя, скорее, нет, как раз наоборот, обычно официально, сухо обращается к подчиненным, то есть к нам. Впрочем, может, его напыщенный официоз – это на деле тонкий психологический ход? Ведь лейтенант таким образом создает хотя бы видимость того, что мы все еще представляем собой воинское подразделение, а не кучку отчаявшихся окруженцев, которые только и ищут повода разбежаться по окрестным деревням. Если так, то он действительно справляется, взбодрив людей и задав своим выступлением этакий деловой тон. И, видимо, потому неожиданно для себя я первым открываю рот, сверившись с помощником:

– По ходу движения нам предстоит перейти вброд речку, вытекающую из озера Сипурка. Там мы можем пополнить фляги. А чуть дальше за озером в лесу располагается деревня Волкоставец. Думаю, местные могут выделить нам хлеба, яиц, сала, молока и немного картохи.

Командир, с трудом сдерживая удивление, только и спросил:

– Откуда сведения? Ты же не местный!

Пришлось включать дурачка, и, мысленно обматерив самого себя, я максимально уверенно и равнодушно ответил:

– Так изучал карты района, товарищ лейтенант. В голове отложилось.

Михаил буквально прожег меня подозрительным взглядом, но ничего более спрашивать не стал.

– Самсонова все слышали? Переберемся через реку, наполним фляжки, а в деревню отправим разведчика. Думаю, ты, Роман, и сходишь, как проявивший инициативу. Вопросов больше нет? Выход через три минуты!

Зараза, как же я мог забыть, что в армии инициатива всегда «любит» инициатора…

…Впрочем, все идет вполне нормально, в смысле спокойно. Да, пуща постепенно становится преимущественно хвойной, а значит, все более чистой и светлой. Но деревья стоят все же довольно густо и всего в ста – ста пятидесяти метрах в сторону уже особо ничего не различить. А сверху их раскидистые кроны надежно защищают нас от глаз нацистских летунов.

Речку – хотя, скорее, полноводный ручей – мы форсируем даже не раздеваясь. Точнее, раздеваясь, но не целиком: уровень воды достигает всего-то середины бедер. Так что казачка только чуть задрала юбку, пройдя ручей вброд, и если остальные погранцы неожиданно тактично отвернулись от женщины, то я невольно засмотрелся, залюбовался женой, вспоминая самые горячие и страстные мгновения минувшей ночи, одновременно снимая с себя галифе. Мужикам все же пришлось обнажиться, чтобы не мочить штаны.