Евгений Шалашов - Польская линия [СИ]

Вообще, если сравнивать наше северное направление с тутошним, западным, чувствуется разница. У нас, худо-бедно дрова заготавливать успевают, даже с излишком, зато на станциях шаром покати, даже знаменитые «кубы» с кипятком не функционируют, не говоря уже о картошечке с солеными огурцами, что предлагают вездесущие тетки. Тетки, как и их дядьки, в наших краях зубами стучат от голода, не до купли-продажи. Здесь же с кубами и кипяточком все в полном порядке, заодно на станциях можно разжиться и пирожками, и вареной картошкой с соленым огурцом, крутыми яйцами и, неслыханное дело – соленым салом, зато дров не хватает, а про уголь так вообще не слыхивали. Опять-таки, ничего удивительного, если движение интенсивное. Это у нас, на Российском севере, если пройдут пара паровозов за день – шикарно, а здесь едва ли не прифронтовая линия, поездов много, дрова подвозить не успевают, зато местное население активно желает подработать и подзаработать. И где, спрашивается, брали этакое добро в эпоху «военного коммунизма» и продразверстки? Стало быть, излишки имелись, потому как, если бы нечем было семью кормить, то продавать не понесешь.

Правда деньги торговки брать не желали – ни советские, ни царские, ни «керенки». Боюсь, предложи им сейчас самую стабильную мировую валюту – аглицкие фунты, отказались бы. Бумажки ни на раскурку, ни на подтирку не годятся. Бабам, видите ли, подавай товар. А какой может быть товар у солдата, едущего на фронт? Правильно, нижнее белье, сапоги, шинели. «Загнать» торговке что-нибудь «казенное» – святое дело для военнослужащего любой армии и флота. Не зря же рачительные бритты придумали вплетать в канаты красную нить, чтобы сразу выявлять краденое, а нашей полиции во время Первой мировой вменялось в обязанность проверять – нет ли у перекупщиков солдатских кальсон или нательных рубах? Интенданты даже начали штампики ставить, но торговцы согласны брать и со штампами.

Но лучше всего на «смоленском» направлении шли боеприпасы. Так, за один винтовочный патрон «мосинки» или «берданки» давали десяток печеных картофелин или фунт хлеба, а фунт сала «обходился» в четыре. Вот самогонки хоть залейся, полуведерная бутыль шла за два патрона. А револьверные патроны не «котировались». Сам не пробовал, но сведущие люди сказали, что радуйся, если за шесть штук тебе дадут два фунта хлеба. Оно и понятно – откуда у мужиков наганы да маузеры? Но сами понимаете, спрос населения наводил на нехорошие мысли. По большому счеты, всех этих бабушек-тетушек, обменивавших провизию на патроны, следовало задержать и вдумчиво допросить – зачем тебе милая, на старости лет, боеприпасы? Артузов говорил – мол, и задерживали, и допрашивали, но все без толку. Арестовывали, допрашивали, а потом отпускали. Ответ один – волков нынче много, охотникам патроны нужны, а то, что винтовки под запретом, они не знают. И охотников тоже не знают, в глаза не видывали.

Ладно, попозже разберемся и с «охотниками» и с их «снабженцами». Пока же приходится терпеть.

Что творилось в вагонах с красноармейцами, навляющимися на фронт, можно только догадываться. Паек скудный, а тут такое добро да за чужой счет. Большинство, особенно новобранцы, не понимают, что на войне лишних патронов не бывает, а та пуля, что поменял на еду, может быть и в тебя запущена. И как быть? Оружие и боеприпасы бойцы получали еще до погрузки в вагоны. А как иначе? Винтовку еще и пристрелять требуется и потренироваться. А может, с колес и сразу в бой? Хорошо, если командиры имели опыт перевозки личного состава, то выставляли на стоянках охрану, разрешая выходить из вагонов только дежурным за кипятком. Да и то всех не укараулишь. Какая-нибудь зараза умудрялась выскользнуть из совершенно закрытого вагона, и притаскивала народу пару бутылей самогона, а на голодное брюхо двумя такими «пузырями» можно вагон споить.

Артузов, уже не раз ездивший в Смоленск, знал нынешние реалии и потому подошел к делу просто – еще в Москве изъял у своих бойцов и оружие, и боеприпасы. Не у своих помощников и штатных сотрудников ВЧК, едущих в купейном вагоне, а у красноармейцев, отбывающих в распоряжение особых отделов Западного и Юго-Западного фронтов. Его «особистской» братии в бой не идти, а оружие он вернет, когда личный состав распределят по фронтам и армиям.

Мои «архангелы» имели по сорок патронов на ствол, а комвзвода Ануфриев, исполнявший еще и обязанности старшины, восполнял потери по мере надобности – после того боя на железной дороге, да и в Москве, когда брали ляхов, немножечко пострелять пришлось. Забирать у парней боеприпасы я даже не думал. К тому же прекрасно знал, что у хорошего солдата всегда есть кое-какая «неучтенка». Вряд ли много, но штучек пять патронов, а то все десять, лежат в каждом «сидоре». А мои красноармейцы, имевшие опыт боев на Северном фронте, не чета желторотикам, которых везет Артур. Стало быть, «обменный фонд» найдется у каждого и при виде бабульки или разбитной деревенской девахи, предлагающей дополнить скудный армейский паек куском домашнего хлеба или ржаным пирожком с картошкой, сердце дрогнет, а ручонка сама собой потянется за «заначкой». Я уж не говорю про самогонку. Чтобы тридцать молодых и здоровых мужиков возжелавших «дерябнуть», да не воспользовались возможностью? Не смешите меня. Сам когда-то тянул «срочником» и прекрасно все понимаю. Другое дело, что между мной и командой существовал негласный уговор: пить можно, но делать это тихонько, без шума и скандала, чтобы не попадаться на глаза в пьяном виде. Мое отношение к водке и прочим спиртосодержащим жидкостям красноармейцы знали с Архангельска и покамест меня ни разу подводили. Понятное дело, что запах перегара я учую издалека, но, если кроме запаха ничего крамольного нет, так и ладно, сделаю вид, что не заметил. К тому же, есть еще и командир взвода Ануфриев, отделенные командиры, с которых я и спрошу, ежели что. Ну а они-то потом спросят с бойцов похлеще старорежимного фельдфебеля, и жаловаться некому.

Памятуя старую истину о том, что если ты что-то не можешь предотвратить, следует взять это дело под контроль, распорядился выдать каждому красноармейцу по пять патронов, чтобы они с чистой совестью проводили с деревенскими гражданочками «бартерные» сделки. Пришлось, правда, провести кое-какие манипуляции, задействовав пару ведер, в которых обычно варили кашу, но это уже детали. И у бойцов моих совесть абсолютно чиста, и картошечки, пусть и старого урожая, вдоволь наелись. Обмен произведен честно, а то, что таким патроном выстрелить нельзя, про то уговора не было. Вполне возможно, что после нашего эшелона торговки перестанут доверять и остальным красноармейцам, но это и к лучшему. Глядишь, останутся в живых те люди, которых в той истории убили бандиты, прикидывающиеся мирными крестьянами. И кто знает, не удалось ли мне снова хотя бы чуть-чуть подправить историю, сохранив жизнь какому-то человеку, от которого в будущем зависит что-то важное и нужное для страны? Впрочем, не знаю и вряд ли когда-нибудь узнаю. Лучше вернусь к реальным событиям.