Алекс Шу - Решающий бой (СИ)

— Что, Саня? — поворачиваюсь к парню.

— Оставь мне гранату, — Клименко с трудом выдавливает слова, периодически прерываясь. — В плен к этим не хочу. Лучше напоследок подорву парочку душманов. А вы уходите.

— Куда, Саня? Эти черти с нас так просто не слезут, — пожимаю плечами. — И тебе рано ещё помирать. Сам говорил, матушка тебя одна после развода воспитывала. Как же ты её бросить собрался?

— Так… карты… легли, командир, — выдыхает Саша. — Не жилец я больше, чувствую…

— Шурави, сдавайтесь! — гремит усиленный мегафоном голос, отдаваясь горным эхом, — У вас нет шансов. Нас бессер-бессер [4] Бессер (фарси) — много. душман. Руси, бросайте автомат и выходите с поднятыми руками!

— На [5] На (пушту) — нет. , это для нас харам [6] Харам (араб) — запрет в исламе, греховные действия. ! Не дождешься! — ору ему. — Русские не сдаются! А советские, тем более!

Среди горных гряд блестит оптика бинокля. Слева глухо кашляет СВД Рустама. Ильясов, отрывается от оптического прицела, довольно улыбается и поднимает указательный палец вверх: «один готов».

— Молоток, — бросаю ему.

— Хара [7] Хара (араб) (с ударением на втором слоге) — дерьмо. , ибн калб [8] Ибн калб (араб) — сын собаки. , — истошно орет на арабском мегафон.

— Я тебе, ишак, член отрежу и сожрать заставлю, — переходит на русский разозленный басмач.

Видимо, убитый моджахед с биноклем не простым бойцом был.

— Давай, попробуй, — весело отвечаю я, — смотри сам без причиндалов не останься. Меконэ мет [9] Меконэ мет (фарси) — пошел на… !

Моджахед разражается потоком бранных слов на арабском и фарси. Затем отдает короткую команду. Начинается беспорядочная стрельба. Наше укрытие взрывается фонтанчиками каменной крошки. Даю короткую очередь из АКС, и снова прячусь в укрытие. Рука нащупывает заранее приготовленную лимонку, лежащую рядом.

Вася и Рустам периодически постреливают по перебегающим между камнями фигуркам на той стороне дороги. Вдруг слух улавливает нарастающий шум приближающихся вертушек.

МИ-24 делают круг над позицией. Грохочут сдвоенные дула пушек ГШ-23л, на подвесных контейнерах, через несколько секунд в притаившихся за камнями моджахедов полетели бомбы, мешающие их с землей.

Мы, вжавшись в камни, пережидали адскую канонаду. Разрывы и стрельба прекратились неожиданно. Оглохшие от грохота взрывов, с перемазанными пылью лицами, мы наблюдали, как на дороге садятся две «вертушки», а летчик машет рукой, приглашая в кабину.

— Саша, вот видишь, а ты в плен боялся попасть. Я же говорил, ещё к тебе в гости приеду, познакомишь меня со своей мамой, — поворачиваюсь к Клименко, и улыбка медленно сползает с лица.

Саня лежит, всё так же придерживая рукой рану на боку. Его лицо расслаблено и безмятежно, а в остекленевших глазах застыло отражение лазурного неба. Уголки губ парня чуть подняты вверх, как будто в последний момент своей жизни, он улыбнулся, расслышав шум приближающихся вертолетов.

«Будь ты проклята война. Что я его матери скажу?», — образовавшийся в горле ком мешает дышать.

Громко горестно вздыхает Вася. Клименко был его другом. Бок о бок приятели тянули лямку почти два года. Из них — год в Афганистане. Рустам, став за моей спиной, стягивает с себя каску с уже расстегнутым ремешком и опускает голову, отдавая дань погибшему.

Становлюсь на одно колено, ладошкой аккуратно закрываю глаза парню.

— Вы долго там? — орёт офицер в вертолете, — Бегом сюда. Потом горевать будете! Убираться надо отсюда.

Пробуждение было мгновенным и неожиданным. Цветная картинка сна растаяла серой дымкой, в сознание прорвались звуки, а веки ощутили светлые тени наступившего утра.

Я лежал на мокрой от пота простыне, ещё раз переживая события 1987 года, произошедшие в провинции Кандагар, когда мы, по приказу начальства, сопровождали небольшую колонну бойцов 70-ой отдельной мотострелковой бригады и попали в засаду.

«Через год начнется Афганистан. Ввод войск надо обязательно предотвратить. И тогда замечательные ребята Саша Клименко, Паша Мороз, Андрей Зайцев, Олег Маринчак и ещё десятки тысяч других, вчерашних школьников, призванных в армию и отправленных «за речку», останутся живыми», — пульсирует в висках тревожная мысль.

— Леша, ты уже встал? — в комнату заглядывает матушка. — В школу собираться пора.

— Сейчас, мам, пару минут, — сонно бормочу, открывая глаза.

— Давай, поднимайся, хватит валяться лежебока, — бодрым голосом командует родительница, — Иди, умойся, а я тебе пока блинчики с творогом разогрею.

— Ага, — широко зеваю и сладко потягиваюсь, разминая затекшее от сна тело. — Иду уже.

В ванную потопал на автомате «продирая глаза». Окончательно проснулся, когда плеснул гость ледяной воды на лицо, и прохладная влага прозрачными брызгами разлетелась по коже, смывая остатки сна.

После гигиенических процедур на кухне меня ждали три горячих блинчика с прожаренной коричневой корочкой и чашка чая, исходящая горячим паром.

С аппетитом умял блины с тающим во рту нежным белым творогом, допил чай, благодарно чмокнул довольную мамулю в щечку, и побежал собираться, в коридоре столкнувшись с уже одетым в форму батей.

— Доброе утро, па.

— Доброе. В школу не опоздаешь? — озабоченно поинтересовался отец, смотря на часы. — Уже 7.30.

— Нормально, пап, успею. Занятия в 8 начинаются. За десять минут соберусь, а до школы идти минут пять, не больше. Так что время ещё есть.

В школу я пришёл вовремя. Стоящая у входа стайка восьмиклассников с красными повязками на локтях, молча расступилась, пропуская вовнутрь.

Вместе с толпой весело гомонящих школьников дошел до раздевалки, скинул куртку, переодел сменную обувь и направился на второй этаж в кабинет истории, где должен был пройти 1 урок.

Некоторые одноклассники уже расселись по партам, и раскладывали учебники и тетради. Я улыбнулся, сверкнувшей задорными ямочками на щеках Оле Сафронкиной, поздоровался с оживленно беседующими Дашей и Аней, пожал руку Леше Пономаренко и на меня сразу налетели Пашка и Ваня.

— Привет, Леха, — жизнерадостно кричит Амосов, получает традиционный подзатыльник от Вани, и обиженно надувается. — Ты чего?

— Не ори так, — снисходительно пояснил Иван, — не в джунглях.

— Лешка, у Мансура сегодня городские соревнования по боксу, пойдем, поддержим? — предлагает Пашка.

— Пошли, — соглашаюсь я. Ещё день-два для восстановления у меня есть, так что спокойно могу прогуляться на соревнования, поболеть за товарища.

— А можно мы с Аней тоже к вам присоединимся? — несмело спрашивает Даша. — Нам тоже интересно на бокс посмотреть.

— Конечно, можно, — улыбнулся я. — Нам только веселее будет.