Марик Лернер - Делай, что можешь [litres]

– И мелкие операции без хирургического инструмента. Заранее говорю, ничего по-настоящему серьезного у тебя нет.

– И как это происходит? – спросил заинтересованно Михаил.

– Боюсь, ты не поймешь. Это все равно, что ребенку говорить: «Не трогай огонь, обожжешься». Пока не коснется, не поверит. По-простому, сначала вижу внутри тела, что, откровенно говоря, довольно гадостно. Вместо человека кишки, мышцы, кровеносные сосуды, и все это шевелится, двигается, пульсирует, по ним нечто перемещается, и далеко не всегда приятное. К счастью, предварительно нужно настроиться, а то не жизнь, а жуть была бы. Ну а потом убираю очаги болезни, вытягивая из себя энергию и выжигая или отрезая больные части. Если нечто серьезное, потом долго отдыхать приходится. Упрощая, привожу человека в некое «идеальное» состояние. Именно для лучшего понимания, как лечить, и нужен аттестат. Без него не примут в фельдшерскую школу.

– Почему не врачом?

– Учиться дольше, а на выходе я ж все равно половину полученного применять не собираюсь. Скальпелем резать брюшину, брр. Кровь хлещет, куча народу рядом оценивает. Я могу проще и без таких вещей. Анатомии и строению внутреннему любого профессора научу. Про физиологию достаточно знаю, а фармакологию, увы. Тут требуется профессионал для уроков. И официальный диплом, чтоб не цеплялись власти. Не хочу всю жизнь сидеть на уровне бабки-ворожеи. Придет час, большие деньги получать стану, и клиенты станут за счастье считать их отдать, толпясь в очереди. Надеюсь, не шокировал последним откровением?

– В моем положении очень быстро сознаешь: не в деньгах счастье, а в их количестве.

Оба посмеялись. На фоне недавно озвученной темы странно такое произносить.

– Теперь моя очередь спрашивать, – говорю. – Я читал учебники и современные газеты, однако хотелось бы неофициальную точку зрения. Что, собственно, произошло в семнадцатом году? Единственно верное решение, Отец нации, Спаситель Отчизны и совершенно невразумительные объяснения про иностранных шпионов.

– Ах, вы об этом, – пробормотал Михаил, опять же забыв о «ты». Воспитание. Похоже, он ждал нечто другое. – Имейте в виду, Лавра Георгиевича прилюдно лучше не обсуждать. С прошлого года существует постановление о защите его имени, и за такие вещи можно получить пять лет. Примеры имеются, хотя и прежде можно было нарваться либо на господ офицеров с кулаками, либо на воспитательный лагерь.

– В смысле?

У них все же есть ГУЛАГ?

– В газетах об этом не пишут, – нехотя сказал Михаил, – однако сильно бойких оппозиционеров и личностей, угрожающих общественной безопасности, отправляют на исправление в места сильно отдаленные. Без суда, по административному приказу, на неопределенный срок. Бывает, месяцы, а иные и годы сидят. Порядки тюремные и отношение соответствующее. Особенно перед выборами практикуется. Вроде они есть, и Дума функционирует, но большинство там прочно держит партия Национального Объединения. Тем не менее, – сказал бодрым тоном, – на жизнь людей, не вмешивающихся в политику и не слишком громко критикующих новые законы и правительство, все это не влияет.

Ну, это дело знакомое. Совсем людям рты не заткнуть, важно отсутствие противогосударственных заговоров. Воистину времена меняются, а люди ничуть. Что бы я делал, веди они себя иначе?

– Не собираюсь открывать глаза всем подряд, – усмехаюсь. – Чистое любопытство. Я очень много не знаю в этом мире и иногда не улавливаю связи для всех остальных очевидные.

Упс. Проговорился. Но до него, кажется, не дошло.

– Ничего принципиально отличающегося от утвержденного учебника. Акценты слегка сдвинуты. Великая война шла для Российской империи неудачно. Потеряны немалые территории, проблемы с оружием и боеприпасами. Промышленность не справлялась. Откровенно говоря, сложности существовали у всех стран, как союзных, так и враждебных, но наверху созрела странная идея прямо во время боевых действий сменить власть, избавившись от царя. Своего они добились, собаку съели, да хвостом подавились. Политическая деятельность во время войны вылилась в пораженчество и двоевластие. Корнилова назначили на должность командующего Петроградским военным округом. Он на тот момент – популярный боевой генерал, к тому же совершивший легендарный побег из австрийского плена. Внутренняя кухня до сих пор неизвестна. Определенно крупные промышленники давали деньги, но им вроде Временное правительство удобнее. Разве кто-то конкретный подсуетился или в разные корзины яйца складывали на крайний случай. То ли на пожертвования, то ли без них создаются ударные части из добровольцев, офицеров армии и флота, организации казачества и георгиевских кавалеров. Стремясь оградить армию от разрушительного влияния Совета рабочих и солдатских депутатов, Корнилов незаметно расставлял на важных постах своих людей. В военные училища и артиллерийские части назначались фронтовые офицеры, а сомнительные элементы удалялись со службы. В апреле он едва не ушел с должности, но каким-то образом удержали. Опять же мемуаров пока не издавали, и, возможно, многое от взгляда ускользнуло, не попав в газеты. В июне он стал главнокомандующим, а в июле начались беспорядки в столице. И тут своевременно отреагировал. Похоже, заранее готовился, и офицерские дружины при поддержке ударных частей открыли огонь, а затем рабочих стали разоружать, разложенные воинские части расформировывать. Но на этом не остановились, а создали правительство спасения с неограниченными полномочиями и бесконтрольной властью, поскольку, с его точки зрения, в предыдущем и министры, и советы – два сапога пара и оба левые. Фактически военные в новом играли первую скрипку. Э… я не слишком образно?

– Да нормально.

– В общем, сильно левых пачками сажали, а нередко на месте стреляли. Какие-то полки пытались бунтовать, и для восстановления дисциплины в армии ввели смертную казнь. Моряков в Кронштадте и вовсе картечью били. А параллельно издали аграрный закон о конфискации частновладельческих (свыше пятидесяти десятин), монастырских, кабинетских и казенных земель. Первые, правда, выкупались государством, однако из-за позднейшей инфляции деньги превратились в пыль. А у Романовых забрать никто за грех не посчитал. Этот государственный земельный фонд предназначался для нарезки на отрубные участки площадью от шести до пятнадцати десятин и безвозмездного распределения между всеми солдатами, «беспорочно и доблестно прошедшими военную службу на позициях, защищая родину, и семьями убитых воинов». Дезертирам, естественно, шиш.

А заодно получал заинтересованность немалой части крестьянского общества в поддержке. Любопытный поворот. Общего передела не было?