Андрей Шопперт - Колхозное строительство 7 [СИ]

— Но я не говорю ни по-испански, ни по-немецки…

— Ну, во-первых, если вы решитесь, то мы вас подготовим, — слегка улыбнулся Эрвин Эрвинович. — А во-вторых, вы будете там не один. Вот как раз для этого здесь Рамон Иванович и Алексей Яковлевич. Рамон Иванович будет решать в Мексике свои задачи, но сможет помочь вам освоиться. Ну а для Алексея Яковлевича Воухта нижненемецкий язык, на котором русские меннониты разговаривают даже в Мексике и Австралии — вообще родной, он у нас родился и вырос в Нидерландах, совсем недавно при Московском престоле. Кроме того, он, как действующий священник Русской Православной Церкви, сможет вести переговоры со старейшинами и заверит их, что никаких препятствий к их возвращению на родную землю, а именно — в Автономную Немецкую Республику Северного Казахстана, где уже действует ряд меннонитских общин, русская церковь со своей стороны чинить не будет.

— Да, времена единой государственной религии позади… и едва ли когда-то вернутся, — вздохнул Ридигер. — Теперь будем честно конкурировать с вами и всеми остальными за умы и сердца верующих.

Интермеццо девятое

Папа — сыну-школьнику:

— Ты что же думаешь: если выпил водки с пивом, то я не учую, что ты курил?

Самолёт чуть качнул крыльями над самой землёй, потом коснулся её шасси, неуклюже подпрыгнул, снова плюхнулся и, чуть поскакав, уверенно побежал по взлётной полосе. Со стороны немного страшновато — а внутри дак и не заметно почти. Так, чуть тряханёт, и чувствуешь всем телом, что скорость резко падает. Прибыли.

Владимир Жириновский был среди встречавших. Вместе с ним были заместитель министра сельского хозяйства Казахстана Владимир Александрович Хван и непонятный невысокий плотный человечек лет пятидесяти, который теперь будет начальником у Володи. Зовут его Иван Никифорович Худенко. Тот самый — Жириновский видел фильм про него. Вот теперь вместе уезжают в Павлодар, на время, пока в Институте восточных языков при МГУ имени М. В. Ломоносова каникулы. Не мог понять Володя: если человек такой заслуженный, что про него даже фильмы снимают, то почему опять едет простым председателем колхоза «30 лет Казахской ССР» в Успенском районе? Почему не поставят руководителем выше? Вон ведь как у него здорово получается. Даже спросил об этом Ивана Никифоровича.

— Человек хорош там, где он нужен. А ты ведь местный, Володя? — сразу перевёл разговор председатель.

— Окончил среднюю школу № 25 имени Дзержинского города Алма-Аты.

— От ведь, прямо имени Дзержинского. А родители кто? — самолёт стал выруливать на полосу, что ведёт к зданию аэропорта.

— Отца не видел никогда. Вольф Исаакович Эйдельштейн. Он был родом из Восточной Польши. Депортировали в 1946 году.

— Печально. А мать?

Маму Володи звали Жириновская Александра Павловна. Она носила фамилию своего первого мужа и работала в центре Алма-Аты в городской столовой. Шестерых детей одна поднимала — сейчас Владимир понимал, как ей было тяжело. Маме приходилось приносить с работы домой остатки еды, ведь только так она могла прокормить ораву малышей. И ведь вытянула всех. Неожиданно вспомнилось детство. Он всё время страдал от того, что его обзывали евреем. А ещё он вслед за матерью боялся, что органы могут ими заинтересоваться из-за отца-еврея, живущего за границей.

Школа № 25. В 1953 году, 1 сентября, в первый класс пришёл малыш, которого звали Эйдельштейн Владимир Вольфович. До третьего класса он учился весьма средне — троек было многовато. В списках за четвёртый класс значился уже другой ученик — Жириновский Владимир Андреевич. Правда, оценки были не многим лучше… Прошло пять лет, и в школьных бумагах этот ученик уже значился как Владимир Владимирович. А аттестат зрелости пришёл получать Владимир Вольфович Жириновский! Зачем он менял отчества и фамилию? Володя боялся того, что отцовская фамилия создаст ему в жизни непреодолимые трудности, поэтому при получении паспорта фамилию первого супруга мамы, которого тоже никогда не видел, Володя взял с удовольствием — тем более что тот служил в КГБ. А Володя сам всегда очень хотел работать в органах.

Тишков его при встрече авантюристом обозвал — уж и не вспомнить, из-за чего. Правда ведь — всё время во что-то да влезет. Как с этой тюрьмой в Турции. Откуда это в нём? Мать говорит, что от бабушки. Тоже была та ещё авантюристка. Звали её Фиона Макарова, в девичестве Сергучева. Она долго боролась за своё семейное счастье. Когда ей было 16 лет, родители сосватали её за престарелого жениха по фамилии Кудрявов. Молодой девушке это не понравилось настолько, что она сбежала прямо со свадьбы.

Ей пришлось уехать в другой город, Краснослободск, и там она в скором времени встретила солдата русской армии Павла Макарова. Они поженились в 1906 году. У Макаровых родилось пятеро детей, в том числе и Александра — мать Жириновского. Во время Гражданской войны Павел Макаров — его дедушка — умер от тифа, так что бабушка тоже одна воспитывала целую ораву.

Между тем, самолёт остановился, и к нему поехал трап. Людей, которых они встречали, можно было не бояться пропустить. Не смешивались они с другими пассажирами, выделялись. Даже и не одеждой. Ну нет, одеждой, конечно, выделялись — но вот на Володе был сейчас костюм от Дольче Габанова, и он был уж точно не хуже, чем на троице. Кучерявые волосы? Нет, один был вообще блондин, и с прямыми волосами. Вот в очках все трое! Это не отличительная черта иностранца — тем не менее, выделялись. Головами вертели. Жались друг к другу, но головы держали высоко поднятыми. Боялись показаться растерянными. Защитная реакция.

— Пошли знакомиться, — подтолкнул всех Хван.

Вперёд из троицы выступил невысокий человек с большими очками на носу, почти лысый. Протянул руку стоящему справа Жириновскому:

— Вольф Эйдельштейн…

Интермеццо десятое

Плакат в Одесском артиллерийском училище (1987 г.): «Наша цель — коммунизм».

Западный ветер нёс жару и пыль. Только утром и уж совсем вечером можно было выйти из большой армейской палатки и посидеть, привалившись к каменистому склону. Булыжники, нагретые за день уже, немного остыли, но ещё чуть тёплые, а ветерок — вполне себе прохладный, и напоён ароматом цветов. Сидишь, подставив ему лицо, закрыв глаза, и думаешь: вот успокоятся китайцы, и съездишь ты к Чёрному морю в Сочи, будешь ходить в дендрарий и вдыхать там такие же вот ароматы южных цветов. Кадри была в Сочи с мамой лет пятнадцать назад, совсем ещё девчонкой. Почти все воспоминания уже и выветрились. Осталось море — и вот запахи из дендрария. Тогда тоже был июнь. Чуть холодновато было море, сколько градусов — теперь уже и не помнила, но одно вот воспоминание впечаталось. Выбегает Кадри из воды на пляж, вся в мурашках от холода, а мама заворачивает её в полотенце и прижимает её к себе. Тёплая она. И начинает Кадри согреваться. Хорошо.