Александр Михайловский - Аллегро на Балканах [СИ litres]

А у некоторых должностных лиц в Лондоне, воспитанных при прошлом царствовании и впитавших нелюбовь к России с молоком матери, происходящее с Османской империей вызывало жуткое желание разорвать Брестские соглашения и всей военно-морской мощью выступить на спасение убиваемого на Босфоре престарелого хищника. Королева Виктория так бы и поступила, но эта злобная стерва уже несколько лет покоится в могиле. Однако король Эдуард придерживается совсем иного мнения, и, хоть его королевские прерогативы не позволяют обзавестись репрессивно-карательными органами для подавления инакомыслия, таких слишком активных чиновников берут на заметку и потихоньку оттесняют на обочину политической жизни, с тем, чтобы те не поломали новую британскую политику.

А чтобы британским подданным не было скучно, в проправительственной прессе вовсю гремят тяжелые барабаны антигерманской пропаганды. Второй рейх кайзера Вильгельма – это так плохо, что хуже некуда. Благодаря своей огромной промышленной мощи она имеет возможность печь на стапелях броненосцы будто пирожки. К тысяча девятьсот шестнадцатому, восемнадцатому или двадцатому году (в зависимости от «оптимизма» автора статьи) германский флот открытого моря сравняется по возможностям с британским королевским военно-морским флотом. К туркам же авторы таких статей относятся как к покойникам: поскольку что-то хорошее про них сказать сложно, то их в газетах стараются не упоминать совсем или упоминать косвенно, исключительно в разрезе грядущей войны с Германией. Мол, русские доказали свою способность противостоять на суше ужасному германскому монстру, благодаря чему и во всех остальных местах кайзер Вильгельм будет вести себе гораздо спокойнее. Как же иначе – ведь отныне и на него имеется управа в виде русской армии постоянной готовности, которая только и ждет приказа растерзать Второй Рейх на мельчайшие куски, как уже была растерзана Османская империя.

Оппозиционная британская пресса, напротив, никак не могла забыть былых славных денечков, когда окопавшиеся на Босфоре турки помогали Британии ограничивать непомерно растущее могущество России. Ведь эта дикая страна, вещали газеты, в силу своей огромности и непредсказуемости представляет собой экзистенциальную угрозу существованию империи, над которой никогда не заходит солнце. Сейчас, когда русские своей вооруженной силой выбили из Черноморских проливов османскую пробку и встали на пороге Средиземноморья, под угрозой оказываются возможности Великобритании силой проецировать свои интересы на Грецию, Левант и Северную Африку. И ведь еще никому не известно, где остановятся русские на Кавказе. Там их войска без особой спешки, но и без промедлений, двигаются все дальше вглубь турецкой территории, очевидно, имея целью полное восстановление территории былой Византийской империи – а это угрожает коренным британским интересам.

Но оказалось, что короля волнует совсем не османский вопрос.

– Это все глупости, мой дорогой Джон, которые людям в голову вбила моя мать, – сказал Эдуард Седьмой своему верному клеврету, отхлебнув крепчайшего чая с ромом. – Черноморские проливы нужны русским не для того, чтобы атаковать владения Великобритании, как будто у них нет других дел, а чтобы никто не атаковал их самих. Что касается Леванта, то я боюсь, что если мы вдобавок к тому, что уже имеется, попытаемся захапать еще Сирию с Палестиной, то от перенапряжения наша Империя лопнет и вообще растеряет все. Нам надо искать способ спустить ситуацию на тормозах, избегая чрезмерных потерь, а не откалывать воинственные эскапады в стиле прошлого правления. Нет, вопрос, который я хотел с тобой сегодня обсудить, лежит на другом краю континента.

– Как я понимаю, Берти, – сказал адмирал Фишер, – если речь идет о другом краю континента, то дело в Германии и ее кайзере Уильяме, которого кто-то из русских удачно назвал полубесноватым. Иногда он кажется нормальным человеком, а как скажет одну из своих знаменитых речей, так сразу хочется отправить его в Бедлам под присмотр строгих санитаров и внимательных докторов.

– Ну, разумеется, Джон, дело в Германии и в моем дорогом племяннике Уильяме, будь он неладен, – хихикнул король. – Когда он просчитал все расклады, возникшие после Брестской конференции, то понял, что война, которую мы придумали для Германии вместе с русской императрицей, непременно приведет к ее полному разгрому – быстрому или медленному, как повезет – и потому надумал мириться…

– Как так мириться? – воскликнул пораженный адмирал Фишер, – и, самое главное, с кем?

– В первую очередь с русскими, ну и еще немного с нами, – ответил Эдуард Седьмой, – а что еще ему еще оставалось делать, ведь вступать в войну на обозначенных нами условиях – это все равно что прыгать в хорошо отлаженную американскую промышленную мясорубку. На входе Германия, на выходе через год-полтора, если не раньше – мелкий фарш.

– Но, Берти, я не верю, что у германского кайзера это всерьез, – возразил адмирал Фишер, – промышленная мощь Германии настолько велика, что всего за каких-то десять-пятнадцать лет мы вполне можем проиграть ей военно-морскую гонку, и тогда ваш племянник сразу позабудет о своем былом миролюбии.

– Не позабудет, Джон, – покачал головой король. – Что толку с военно-морской мощи, если русская армия на суше одержит все необходимые победы и сумеет взять Берлин. И чем сильнее будет желания кайзера поскорее разделаться со своими противниками на Западе, тем сокрушительнее будут действия русских генералов. Нет, в таких условиях кузен Уильям не собирается воевать ни сейчас, ни через десять, ни через двадцать, или даже тридцать лет. Но в то же время он знает, что Германия буквально беременна войной. Если немцам в ближайшее время не найти какого-либо врага по силам, то они разнесут его империю в клочья, как пар разносит котел, на котором заклепаны клапана. Вы знаете, как это бывает…

Адмирал Фишер скептически хмыкнул и спросил:

– Ну и как же ваш племянник вышел из положения, когда ему и воевать нежелательно, и не воевать тоже нельзя?

– Обычно в таких случаях стараются разделить противников и разбить их поодиночке, – академическим тоном сказал король. – Но в данном случае это правило не работает. Нам известно, что германский генеральный штаб пришел к выводу, что русские будут способны выстоять в войне даже в том случае, если, как и мечтала моя мать, вместе с Германией войной на них пойдет вся Европа. Но только потом Европа в политическом смысле исчезнет, а Россия останется – Россия от Лиссабона до Владивостока. Империя племянника Ника с такой задачей не справилась бы, а вот Ольга переделала русское государство на такой лад, будто уже завтра она ждет нашествия орд технезированных варваров, уничтожающих на своем пути все живое. И отпор им планируется соответствующий; при этом все понимают, что турки – это лишь оселок, на котором русская императрица доводит свою армию постоянной готовности до бритвенной остроты.