Алексей Янов - Княжич [litres]

Столы я накрыл не только в своем скромном тереме для княжей дружины, но и чуть более скромные, для всей моей пехоты, в военном городке. Вдобавок к этому от пехотинцев я пригласил на княжий пир всех в звании от взводного и выше. Посадив их за стол поблизости от себя, компактной группой. Ситуацию от мордобития спасало лишь то, что большинство ротных были переведены в пехоту из дружины. А потому представители двух родов войск друг друга знали, и тлеющие огоньки недовольства в костер открытого конфликта так и не переросли.

Было заметно и невооруженным глазом, что боевой дух дружинников заметно упал, их залихватская удаль куда-то испарилась, как не было. Перед возвращением в Смоленск даже несколько гридней попросили Изяслава Мстиславича перевести их ко мне в пехоту. Сейчас как раз начинался новый осенний набор, поэтому я с радостью согласился их принять, пополнение профессионалов придется как раз кстати. Чтобы подсластить посрамленной кавалерии горькую пилюлю поражения, я специально для этой цели слегка подкорректировал одну песню и исполнил ее на начавшемся пиру. После первых здравниц за князя, княжича, воевод, гридей я дождался удобного момента, вооружившись эрзац-гитарой, встал и громко произнес:

– Сейчас, други мои, я вам спою новую песню! Про великую битву, что произошла одиннадцать лет назад в междуречье Днепра и Дона, на реке Калка. Мой дед и отец нашего князя Изяслава Мстиславича погиб в той страшной сече. Слушайте и запоминайте!

Пришлось исполнить песню несколько раз кряду, пока ее не заучили присутствующие на пиру гусляры. Затем новый хит на все лады и во все голоса перепевали луженые глотки дружинников до самого утра. Даже хмурной Изяслав Мстиславич от песни воспрял духом. У меня аж от сердца отлегло, боялся, как бы он не отнял у меня мой пехотный полк. Очень уж он недобро смотрел на своих гридней, зато с задумчивым интересом рассматривал моих взводных. Рецепт избежать несчастья прост – хорошая кавалерийская песня да выпитая под нее водка. Оба эти ингредиента в особо крупных дозах все-таки сумели приподнять в глазах князя пошатнувшийся было авторитет конной дружины.

А чтобы закрепить успех в умонастроении князя и окончательно загладить свою вину перед кавалерией, я исполнил еще одну песню. Начавший было затухать пир разгорелся с новой силой.

Присутствующие командиры-пехотинцы весь пир выразительно так на меня посматривали, чувствую, придется в скором времени и под них какую-либо песнь вспоминать. К счастью, мой песенный репертуар, посвященный пехоте, количественно многократно превосходит числом те песни, что я знал про конницу. При таких творческих мыслях, после суточного застольного бдения, я и заснул в салате.

Мысленно данное самому себе обещание – вспомнить и посвятить какую-либо хорошую песню своей пехоте, я сдержал. Уже через седмицу гордо, с высоко поднятой головой, шедшие нога в ногу пехотинцы, громко, во всю мощь своих легких, распевали модифицированную мной песню на слова Лебедева-Кумача:

А прибывающие еженедельно салаги-лесовики из начавшегося осеннего набора ошеломленно стояли в сторонке и робко смотрели, развесив уши и раскрыв рты на марширующих, четко печатающих шаг воинов.

– К весне, если будете слушать своих командиров и княжича, такими же орлами станете, – задорно внушал молодому, зеленому пополнению комбат Улеб.

Октябрь 1234 года

Пришел месяц октябрь, одарив лиственные деревья золотистыми кронами. Над Днепром стали задувать стылые ветры, разгоняя утреннюю сырость вместе с сумрачными туманами. Днем часто лил дождь, а по ночам случались заморозки.

И как назло только сейчас, в преддверии зимы, построили и спустили на воду первые галеры. Весь Касплянский городок сбежался на берег одноименного озера, чтобы собственными глазами посмотреть, как станут спускать эти странные, необычные суда на воду. Народ собрался словно на аттракцион. Все галдели, суетились, спорили о чем-то, ели пироги, покупаемые у сновавших повсюду лоточников, и запивали их квасом.

Заложенные с весны новые галеры и дощаники теперь спускали на воду практически ежедневно. И сейчас, покачиваясь на озерной ряби, чернели все пять галер угольно-черного цвета, рядом с ними соседствовал десяток разномастных дощаников. Черные галеры смотрелась грозно… Такой экстравагантный вид они приобрели из-за проварки их досок в дегте. Эффект усиливали черные паруса и сновавшие по палубе члены экипажа, экипированные в черно-желтые надоспешники. Страшно становилось от одного их вида, не говоря уж о плановом будущем вооружении каждой такой галеры тремя пушками, две из которых должны будут размещаться на носу и одна – на корме судна.