Влад Тарханов - В августе сорок первого

— Я уполномочен заявить, что в таком случае Германия и СССР находятся в состоянии войны.

— Мы приняли ваше заявление.

— Вячеслав Михайлович, мне действительно очень жаль…

— Ну что же, господин Шуленбург, мне тоже жаль, что началась война, и она будет вестись не в интересах наших народов, а в интересах враждебных нам государств. Я хотел бы попросить вас о большом одолжении: будьте осторожны. Нам бы очень хотелось, чтобы тогда, когда мы освободим Германию от нацизма, в ней было как можно больше наших влиятельных друзей… в живых.

[1] Крысами называли И-16 немецкие летчики во время боев в Испании.

[2] Запутаться, потеряться

Москва. Генштаб. Узел связи.

Василевский пытался быть максимально сдержанным и осторожным в оценках. Данные, которые стекались в Генштаб были слишком разносторонними, отрывочными, а чтобы быстро воссоздать полноценную картину происходящего сегодня на всех фронтах Великой войны нужно было время, время и еще раз время. Но все-таки эмоции нет-нет, да и возьмут свое, вот, уже целых сорок четыре минуты молчит штаб ВВС! Они там спят, что ли? И начальник генштаба хватает трубку, мгновение — его соединяют с Новиковым, который тоже не спит всю ночь, все утро, но голос главкома ВВС звучит достаточно бодро. Ну-ну, послушаем, что у него там происходит.

— Новиков, давай, что там у тебя с обстановкой?

— Как мы и предполагали, товарищ начальник генштаба, первый удар наносился по аэродромам приграничных районов. На наиболее крупных были оставлены макеты самолетов, подготовлены артиллерийские засады средствами ПВО. По отходящим эскадрильям бомбардировщиков ударили наши истребительные части, учитывая, что сопровождение противника было слабым или отсутствовало вообще, были нанесены существенные потери. У нас потери на земле минимальны: на двух аэродромах Одесского округа, двух Киевского, одного Западного и трех Ленинградского не сумели совершить перебазирование самолетов из-за плохих погодных условий, пока провозились с полосой, началась атака противника, часть самолетов смогла взлететь и принять бой в самых невыгодных условиях. Потери с нашей стороны и у противника уточняются. Достоверно известно о семидесяти шести потерянных на земле самолетах и о сбитых средствами ПВО более ста двадцати единиц противника.

— Не преувеличивают твои пэвэошники? — выразил сомнение Василевский.

— Никак нет, товарищ генерал, думаю, потери врага будут существеннее. Сейчас идет уточнение данных.

— Учтем. Что еще?

— Определились основные направления ударов Люфтваффе. Север: 5-й воздушный флот под командованием генерала Штумпфа, наносит удары на Мурманск, Ленинград, Кронштадт. Над Кронштадтом особенно жарко. По нашим рассчетам туда бросили авиакорпус целиком, авиация Северного фронта переброшена на помощь балтийцам, морячки не справляются, не знаю, что там немцев так привлекает, флота в Кронштадте ведь нет, а они прутся, как осы на бочонок с медом… 1-й воздушный флот под командованием генерала Келлера действует в Прибалтике на Клайпеду, Ригу, Таллин, а также атакует Минск и Вильно. 2-й воздушный флот под командованием фельдмаршала Кессельринга атакует на Минск, Бобруйск, Житомир. 4-й воздушный флот под командованием фельдмаршала Рихтгофена сначала занималась Кишиневом и Бельцами, сейчас наносит удары по Виннице, Жмеринке, Вапнярке, Одессе. Как мы и предполагали, против нас действуют восемь авиакорпусов противника, которым противостоят наши четыре воздушные армии. На данный момент перевеса ни у нас, ни у немецкого командования в воздухе нет. К вам направлен вестовой с донесением.

— Хорошо. Докладывайте каждые три часа. В девять вечера мне к Главному.

— Так точно. Будет исполнено. — голос Новикова абсолютно спокоен. «Молодец! — сказал себе Василевский. — Держится! Вот так и надо себя держать! Успокоиться! Надо немедленно успокоиться!». Начальник генштаба точно знал, зачем рвется к Кронштадту авиация Пятого воздушного флота Люфтваффе. Не выдержал, набрал штаб ВМФ, трубку поднял Кузнецов.

— Николай Герасимович! Приветствую! Что там у тебя под Кронштадтом? Жарко?

— Не то слово, Александр Михайлович! Спасибо Новикову, отдал приказ, и Жигарев перебросил мне на помощь истребительную дивизию, а то не знаю, как бы отбились. Вроде выдыхается немец: четвертая волна жиденькая получилась.

— Значит, на кроншлотскую ловушку не клюнули? — уточнил Василевский свои опасения.

— Большие банки в ловушку не пошли, покрутились, чуток постреляли по Красной Горке и Первомайскому форту, обозначили свое присутствие, и ничего более. Пытаемся организовать удар торпедоносцами, но почти нет истребителей для прикрытия. Все над Кронштадтом. В общем, попробуем покусать. На мой взгляд это демонстрация старичков, не более того. Разведка говорит, что основные силы Кригсмарине прикрывают караваны с десантом на Ригу и Ревель.

— А Мурманск что?

— Отбили две атаки. Ждем третью. Наблюдатели противника зафиксировали наш флот на базе, маскировка сработала великолепно! Так что гостей ждать надо обязательно.

— Отобьетесь?

— Отобьемся… Штумпф бросил основные силы на Кронштадт. Мурманск должен будет выдержать.

Остров Котлин.

Мичман роты морского спецназа Балтийского флота Дмитрий Васильевич Рукавишников находился в засаде. Его рота заняла позиции у расположенного недалеко от Кронштадской крепости склада, как раз там, где пирс выходил в море. Склад был импровизированным, навесы, маскировочные сетки, и выложенные штабеля рогатых морских мин. Только небольшая часть всего этого находилась под таким же импровизированным ветхим навесом, остальное же — практически под открытым небом. По периметру — колючая проволока, парные посты солдатиков береговой охраны. В небе — кошмар, огненные росчерки, падающие с воем самолеты, разрывы зенитных снарядов, гром, грохот, скрежет, то нарастающая чехарда воздушного боя, то небольшое затишье и вновь ад у солдатиков над головой, ох и тяжело им, необстрелянным, в этом кошмаре. И сознание того, что при попадании в этот склад даже пикнуть не успеют, как разнесет их на атомы мало помогает душевному спокойствию солдатиков. Им не положено было знать, что тут, в штабелях, мин почти что и нет: одна-две, да и обчелся! А все вокруг — это макеты, обманка, муляж.

Дима Рукавишников, в отличии от большинства своих ротных побратимов, опыт боевых действий имел. Гражданская — революционным матросом с «Кагула» с первого дня и до Победы. Жаль не до победы Мировой революции. Потом учился, служил, дослужился до мичмана. В Финскую участвовал в единственном абордаже, когда захватили заблудившийся в тумане финский сторожевик. А потом набирали в спецназ. И Рукавишников пошел в роту спецназа Балтийского флота. Был в этой роте особый взвод подводной спецуры, в него по возрасту не прошел, но с аквалангом плавал, да и в своей роте оказался на месте. Сейчас его отделение затаилось недалеко от самого вероятного места высадки противника. Он даже не подозревал, что присутствует при окончании сложной игры спецслужб, начало которой было положено арестом комиссара безопасности Михеева. Сам Михеев успел покончить с собой, но его связной, которому прислали из Германии рацию, стал работать на НКВД. В ходе агентурной радиоигры «Михееву» организовали побег, во время которого человек, очень похожий на Михеева, был убит, а в руки встречавших агентов Абвера попал пакет с секретными документами, частично правдивыми, частично — нет, среди них была информация о том, что весь запас морских мин Балтийского и частично Северного флота временно хранится на складе недалеко от Кронштадта. И его должны перераспределить в августе на отремонтированные склады. Это более пятидесяти тысяч мин! Взрыв такого запаса был бы равен взрыву маленькой атомной бомбы![1] Кронштадт был бы разрушен до основания! Но самое главное было бы в том, что эти мины не были бы вывалены в Финский залив, и не могли бы помешать перевозкам по Балтике в пользу Германии. Особенно это касалось поставок шведской руды, которым Балтийский флот, даже москитный, мог серьезно помешать.